Привет, Афиноген

Конечно, все это на первых порах сильно ослабило его организм: пропал сон, начали непроизвольно подрагивать ноги и руки, лицо время от времени уродовал нервный тик и, самое неприятное, возник неведомый врачам «поясничный синдром», который привел к тому, что Кисунов начал бояться ходить самостоятельно в туалет и каждый раз униженно уговаривал Гришу Воскобойника проводить его и подождать у кабинки. Пожалуй, сильнее физических страданий мучила Кису– нова необходимость вести в уме постоянные арифметические подсчеты. Для поддержания в норме своего веса он применял одновременно две диеты: американскую «очковую» и отечественную, разработанную академиком Покровским, более простую в интеллектуальном смысле, но к сожалению, требующую каких–то особых деликатесов, которых не было не только в больнице, но вообще в Федулинске. Американская же диета, где каждый продукт имел определенное количество очков, не внушала ему полного доверия по той причине, что непонятно было, на каком основании, к примеру, апельсин по очкам чуть ли не превосходит стограммовый кусок мяса. Кисунов допускал возможность того, что распространение американской системы питания может оказаться ловким политическим трюком и своеобразной диверсией капиталистической пропаганды. Попадаться на удочку вражеской агентуры Кисунов не собирался, поэтому, не отбрасывая целиком «очковой» диеты, он все–таки главный упор делал на рекомендации Покровского. Необычайное умственное напряжение, коего потребовало от него совмещение двух диет, сделало его крайне рассеянным и еще более мнительным, что дало почву медсестрам для нелепых пересудов о якобы «сдвиге по фазе» у больного Ваграна Осиповича. Вызванный на консультацию психотерапевт, проведя полчаса в дружеской беседе с Кисуновым, не смог сказать ничего определенного, хотя и был в некоторой степени обескуражен специфическим уклоном в настроении больного, а также обилием произносимых им по любому поводу цифр. Кисунов, напротив, сделал вполне ясные выводы о медицинском легкомыслии посетившего его специалиста.

– Я его спрашиваю, по каким параметрам высчитывается калорийность ржаного батона, он не знает. Прошу его высказать мнение о системе Певзнера – хлопает глазами… Поразительное бескультурье, поразительное.

Гриша Воскобойник, с которым он делился своим возмущением, охотно с ним соглашался.

– Это уж точно, бескультурье. Я им показываю: вот тут хрипит и тут, – а они мне, от курева хрипит. Двадцать лет курил – не хрипело, теперь, ядрена корень, от курева взялось.

– Невыгодно им тут больных долго держать, невыгодно, Гриша. Чем хуже человеку, тем они быстрее его норовят выписать. Чтобы в больнице не помер. У них прогрессивку срезают за процент летальности.

– Ну уж так–то навряд ли.

– Ты не спорь, оглядись, Гриша. Много ли здесь больных ты увидишь. Мы вот, считай, двое с тобой, больше никого. Остальные здоровее самих врачей.

В это утро Вагран Осипович после массированного дыхания решил испробовать новое упражнение из багажа индийских йогов, не самое сложное, под названием «плуг». В трактате эта асана рекомендовалась для начинающих и сулила избавление от прострелов, растяжения связок и нервных болей. Заодно асана «плуг» снимала излишнюю полноту, вылечивала хронические запоры, делала гибким позвоночник, давала возможность избежать закупорки вен, одновременно приводила в порядок печень и селезенку.

Вагран Осипович, кряхтя, завалился на спину около своей кровати и чуток полежал, собираясь с мыслями. Афиноген с любопытством наблюдал за ним. Увидев, что Кисунов начинает поднимать ноги, он по–товарище– ки его предостерег:

– Может быть, не надо так высоко, Вагран Осипович?

– Главное, – глухо ответил Кисунов, – следить за диафрагмой.

Некоторое время он простоял «свечой», а потом резко запрокинул ноги за голову. Что–то хрустнуло у него в спине, и голова оказалась торчащей между ног. После минутного тягостного молчания Кисунов произнес голосом с того света:

– Обратно не могу, голову заклинило!

– Что ж теперь делать? – спросил Афиноген, колоссальным усилием сдерживая смех, чувствуя, что сейчас от смеха шов его разойдется, и надо будет возвращаться на операционный стол.

– Буди Григория! – невнятно выговорил Кисунов, лицо его налилось кровью и приняло безумное выражение.

Разбудить Гришу Воскобойника было делом непростым, обычно медсестра, приносившая по утрам градусники, подолгу трясла его за плечо, но стоило ей отойти, Гриша снова впадал в спячку. Просыпался он ровно к завтраку и, не умываясь, сломя голову мчался в столовую, чтобы не пропустить какого–нибудь особого лакомства.

– Эй! Гриша! Проснись! – что есть мочи завопил Афиноген. – Гриша, горим! Завтрак проспал.

Видно было, как из глаза Кисунова выкатилась суровая слеза.

– Ичи… Що! – простонал он.