Привет, это я (СИ)

— Чёрт, я не это имел в виду, — простонал Блейз и допил из своего стакана обжигающей жидкости. — Спасибо, конечно, за экскурс в историю, но этот… как его там… Первый был скорее исключением, а не правилом. Да что я объясняю, ты сама всё прекрасно знаешь! — выпалил напоследок Забини и немного отдышался. — Попробуй понять его, Гермиона. Он не любит маглов. Не любит служанок, эти люди, эта жизнь для него чужая, но он разрывается, потому что ты живешь в этом мире, и у него нет никакой возможности забрать тебя в свой, но ты будто специально всё больше открещиваешься от своей магии и всё меньше походишь на волшебницу.

— Я не понимаю, зачем ты всё это мне говоришь. Даже если бы я носила вычурные платья и приседала в реверансах, каждый раз, когда с кем-нибудь здоровалась, он бы всё равно не смог со мной быть. К чему всё эти разговоры о монархах и браках по расчёту, если кровь за красивыми словами и дорогими нарядами не спрячешь? — её голос звучал спокойно и уверенно. Гермиона не оскорбилась ни одному слову, сказанному Забини, но совершенно искренне не понимала, зачем они здесь сотрясают воздух этими бессмысленными спорами.

— Смог бы, Грейнджер, об этом я тебе и говорю, — хрипло отозвался Блейз и снова сел на стул, взяв её руки в свои. — Ты знаешь, что за связи с маглорождёнными с семейного дерева Блэков выжигают представителей рода и изгоняют их из семьи. Их девиз — Чистота крови навек.

Гермиона кивнула, всё еще не понимая, чего хочет добиться Блейз своими лекциями. Сущий бред.

— И где сейчас Блэки? Последний мужской представитель семейства умер, так и не оставив наследников, а оставшиеся в живых носят уже чужие фамилии. Половина из них были убийцами и приспешниками Волан-де-Морта, они опозорили свой род не меньше, чем несчастная Андромеда, которая вышла замуж за магла и расплачивалась за это всю свою жизнь. Роду Блэков пришёл конец и то же самое ждёт и Малфоев, если они не прекратят кровосмесительные браки между чистокровными семьями. Мир уже не тот, что был раньше, и Драко прекрасно это понимает. Он пойдёт против семьи, создаст новую ветку рода, самолично сотрёт своё имя с гобелена Блэков, только если будет на двести процентов уверен, что ты тоже этого хочешь. А пока что он видит только твоё безудержное желание быть маглом и жить с ними в абсолютном отрыве от магического сообщества. Так нельзя.

Быть таким гадом нельзя, вываливая всё это по синей лавке!

Гермиону будто холодной водой окатили. До этого дня она не пускалась в такие глубокомысленные рассуждения о семье и браке. Для неё всегда всё было довольно прозрачно: если любят друг друга, они женятся, заводят семью, живут долго и счастливо, воспитывая детей. Она знала о традициях чистокровных семей, но никогда не рассуждала о них с эмоциональной точки зрения. Никогда не ставила себя на место человека, на плечах у которого лежит ответственность за целый род, за представителей многих поколений и за далёкое будущее. Что чувствует этот нечастый, когда от него постоянно ждут чего-то правильного, консервативного и даже, возможно, аморального? Что чувствовали братья, укладываясь в постель со своими сёстрами и кузинами, только потому что родились с правом и обязанностью делать это?

Она покачала головой, отгоняя дурные мысли. Нет, все эти сумасшедшие семейки точно не для неё. Она не хочет вариться этой каше. Она просто не может. Здесь, в людском мире проще. Понятнее. Это её место, чёрт возьми.

— Я… не хочу, чтобы он страдал из-за меня, — выдавила из себя Гермиона и была в этот момент абсолютно искренна. — Ты прав, мы живём в разных мирах. Пускай каждый из нас останется в своём.

Это будет правильно. Только так.

— Чёрт, Грейнджер, — выдохнул Блейз, почувствовав, как её ладони выскальзывают из его рук.

— Нет, Блейз. Это пиздец, а не чёрт.

С тех пор они не разговаривали, и Малфоя она больше не видела. Гермиона работала, готовилась к новому учебному году и боялась посмотреть на календарь, на котором дни медленно, но верно тянулись к двадцать первому августа. Синоптики обещали отличную солнечную погоду до конца месяца, так что новоявленной чете Малфоев дождь не грозил испортить церемонию.

Гермиона всегда мысленно усмехалась этой своей внутренней заботе о чужой свадьбе. Она чувствовала себя почти нормально, не общаясь ни с кем из друзей и заваливая себя по самые уши переводами для Министерства.

Всё было почти нормально, пока двадцатого числа к ней не явился Гарри и не задал самый обычный вопрос: «Как дела?». Она действительно хотела ответить, что всё нормально и не о чем беспокоиться. Очень хотела.

Но так и не смогла выдавить из себя ни слова, пока слёзы душили её.

Он сразу всё понял. Бросился с объятиями и держал так крепко, что казалось, если его руки вдруг куда-то исчезнут, она просто провалится под пол и больше её не станет.

А потом истерика немного сошла, и она разразилась жаркими признаниями. Красноречивыми и какими-то жалкими, но, выпустив из себя такое, чувствуешь, что ещё способен быть нормальным человеком. Хотя бы не надолго.