Привет, это я (СИ)

Она сглотнула слишком громко, вызвав у него лёгкую улыбку, которую едва могла заметить. Драко пропустил сквозь пальцы её хвост, безболезненно дёрнув его на конце, и заворожённая жертва не заметила, как он прикусил губу от удовольствия. Рука переместилась на её плечо и от неожиданного прикосновения Гермиона застыла, задерживая дыхание. Дъявол продолжал пытки, сминая пальцами тонкую ткань и приспуская её по предплечью, чтобы открыть себе доступ к маленьким выпирающим ключицам. Малфой наклонился к её шее и почти невесомо прикоснулся губами к острой косточке, но не сдержавшись, провёл по этому самому месту влажным языком, вызывая хриплый вдох из стянутого напряжением горла.

— Да.

Нет, Гермиона!

Она отвечала неправильно. Её вообще не должно здесь быть, дверь за спиной, разворачивайся и уноси ноги, но что-то подсказывало на подсознательном уровне, что никто ей этого не позволит. Невидимая клетка захлопнулась за спиной с противным металлическим лязгом, и этот звон ещё долго отдавался в ушах зацикленным эхом. Он будет играться с добычей, пока её отвращение к самой себе не накроет с головой толстым одеялом, прижимая к ледяной постели. Этот демон растопчет каблуками своих начищенных туфель её гордость, протрёт её самолюбием запачканную обувь и с мерзкой ухмылкой, сунув руки в карманы, переступит через изуродованное достоинство, если что-нибудь от него ещё останется.

Уголки его рта чуть приподнялись, и он отстранился, разрешая ей сделать ещё один судорожный вздох.

— Ты бы хотела меня потрогать? — шёпот на грани хрипа и его пальцы смыкаются на тонкой дрожащей кисти.

Он уничтожит тебя, Гермиона.

Грешно играть с едой, Малфой.

Его свободная рука кончиком пальца приподнимает маленький острый подбородок, и её зубы впиваются в щёку в отчаянной попытке сдержать ответ.

— Да.

Да что за херова честность!?

Рядом с ним мозги отключались. Рассыпалась горделивая сдержанность, таял на глазах здравый смысл. Она летела, словно ошалевший мотылёк на лампу. Знает ведь, что сгорит, но свет всё равно притягивает. В его случае — непроглядная тьма.

Всё внутри неё кричало, что нужно уходить, срочно бежать, пока это безумие не свернуло ей тонкую шею с глухим хрустом костей, но она больше не могла двигаться. Как бы хотелось списать всё на действие пресловутого «Империуса» и запустить ему в сердце ещё одно из непростительных, но всё это останется лишь лихорадочной попыткой сознания оправдать своё бездействие.

Малфой поднял хрупкую холодную ладонь и прислонил к своему полыхающему лицу. Её пальцы с жадностью вжались в слегка шершавую скулу, почувствовав скульптурные изгибы, и быстро нащупали расплывшиеся в усмешке губы. Ужаснувшись, Гермиона захотела отпрянуть и дёрнула рукой, но он заметил это желание быстрее, чем она успела среагировать, и немедленно перестал улыбаться. Его губы медленно двигались, целуя её пальцы и согревая их дыханием. О, Мерлин, помоги…

Он услышал, как она тихонько застонала, и его разнесло. Он просто должен был. Должен был сделать это, иначе его мозги вскипят и расплавят черепную коробку. Её покорность прошибала до сбивчивого пульса, возбуждение толкнулось в ткань белья, стоило ей только робко прошептать в пустоту его имя. Блять, она хотела, чтобы он был здесь. И она сама пришла. Позвала его. Тупая дура. Маленькая отличница Грейнджер стояла здесь перед ним оглушённая, дрожащая, наверняка испуганная. И она принадлежала ему. Не рыжему ушлёпку. Не дурачку-Долгопупсу. Только ему.

«Она никогда твоей не была. И не будет», — ехидный смех в том месте, где должны быть лёгкие, но Драко его игнорирует.

Какого хера он делал, Малфой и сам не знал. Мало тебе слизеринских девок, раздевающих тебя глазами и раздвигающих ноги без приказа? Его стремления были безрассудны, а он был безрассуден в стремлениях. Для слизеринских девиц хотеть его — нечто естественное. Для Грейнджер — до охуения неправильное. И она размазывала свою трясущуюся робость по его телу.

Чудовище внутри улыбнулось. Ну, здравствуй.

Оно жаждало плоти. Мечтало о крови. Дурочка Грейнджер спугнула его, а потом вернула на место своим хриплым «да», но ему больше не хотелось её прибить. Хотелось только…да. Трахнуть.

Просто нужно. Сейчас. Её.

— Ты хочешь, чтобы я потрогал тебя? — он спрашивает это почти беззвучно, отпуская слова растекаться теплом по её руке.

От тебя ничего не останется.

Гермиона что-то промычала и запустила руку в его волосы, до боли сжимая пряди в кулак. Она хотела, чтобы он заткнулся. Чтобы перестал задавать эти ужасные вопросы, на которые она всё время отвечала неправильно. Она сама дала начало этому безумию, не удержавшись перед его соблазнительной красотой в той чёртовой ванной, и уже не могла никак это остановить. Осталось только лечь поперёк на паровозные пути и развалиться на кровавые куски мяса.

Пожалуйста, пусть он заткнётся. Пусть засунет свой жадный язык в её рот и заткнётся навсегда.

— Я не сделаю этого, пока ты не скажешь, — Малфой читал её мысли, и никто не сомневался, что ему не пришлось использовать легилименцию.