Привет, я люблю тебя

Тэ Хва останавливается перед гостиницей, и мы выходим из машины. Я с подозрением смотрю на обшарпанное трехэтажное здание. Ветер играет моими волосами и приносит с собой запах морской воды и рыбы. Мимо нас бежит бездомный пес, догоняя шипящую кошку, какая-то женщина в ресторанчике по соседству во всю силу своих легких орет что-то по-корейски. Я заглядываю в переулок за гостиницей. Что там… куры?

Да уж, я точно не в Нэшвилле.

Ребята уже зарегистрировали нас, так что мы поднимаемся за ними по крутой, как гора, лестнице. Йон Джэ берет у меня дорожную сумку, забрасывает ее себе на плечо и покачивается под ее тяжестью.

Наш номер на третьем этаже. Йон Джэ выуживает из кармана своих джинсов ключ и отпирает дверь. Я вижу в комнате две полуторные кровати.

Я бросаю свой рюкзак на ту, что ближе к двери, затем отодвигаю в сторону дверь, ведущую на каменную террасу-балкон, откуда днем наверняка открывается потрясающий вид на океан.

Балкон больше, чем я ожидала. Потом я обнаруживаю, что на него выходит и соседний номер.

Джейсон встает рядом со мной и опирается локтями на парапет. Ветер теребит его черные волосы.

– Надеюсь, там ваш номер? – Я указываю на соседнюю стеклянную дверь.

Он кивает.

– Вот и хорошо, не надо бояться, что какой-нибудь мужик ворвется в нашу комнату и похитит нас. – Я придаю своему голосу насмешливые нотки. – Эти корейцы – не доверяю я им. Может, стоит спать с газовым баллончиком?

Джейсон не отвечает на подколки, хотя я и не ожидала иного – ведь речь-то о Джейсоне. Неожиданно меня охватывает волнение, все темы для светской болтовни мгновенно выветриваются из головы. Когда его плечо всего в нескольких дюймах от моего, я не могу не вспоминать его день рождения. Мне ужасно хочется узнать, помнит ли он тот вечер и, если помнит, что о нем думает. Надо было бы спросить у него раньше, только я не хотела еще раз расстраивать Софи. Но выяснить мне все равно необходимо.

Через открытую дверь доносятся голоса Софи, Йон Джэ и Тэ Хва, но вскоре они стихают. Я оборачиваюсь и вижу, что они закрыли дверь и решили оставить нас с Джейсоном наедине. У меня неожиданно пересыхает во рту. Теперь расстояние между нашими плечами кажется мне еще меньше.

Джейсон продолжает молчать, он стоит в расслабленной позе. Очевидно, я тут единственная, кто обливается потом, причем вряд ли от жары. Я откашливаюсь.

– Мне нужно задать тебе один вопрос, – начинаю я.

– Гм?

– О дне рождения.

Его плечи напрягаются.

– А что такое?

– Ты… что-нибудь помнишь?

Он колеблется, глядя на город, потом переводит взгляд на свои руки, сжимающие перила.

– Зачем тебе это знать?

Я сжимаю зубы. Он не хочет, чтобы ответ достался мне слишком легко.

– Затем, что мне так надо.

– Не понимаю, какое это имеет отношение к тебе.

– Ты мой друг. Я уверена, что это мое дело – помнишь ты или нет, как в пьяном состоянии спал у меня на плече по дороге домой.

Он резко втягивает в себя воздух и тихо, почти неслышно выдыхает. А потом заявляет:

– А кто сказал, что мы друзья?

Я хмыкаю.

– Не передергивай. Можешь говорить что угодно, но мы с тобой знакомы достаточно долго, чтобы считать стадию узнавания друг друга пройденной. К тому же не забывай, я помогаю тебе с новой песней. А ты подтягиваешь меня по корейскому. Мы друзья. Мы уже перешли на эту стадию.

Он не спорит, и это говорит о многом гораздо красноречивее, чем его возражения.

– Так ты ответишь мне или нет? – У меня от волнения скручивает желудок. – Ты помнишь, что было?

Повернув голову, Джейсон обращает на меня мрачный взгляд своих темных глаз. Я ищу в них хоть какую- то эмоцию, но, так как сейчас темно, вижу лишь радужку. И все равно, одного того, что он смотрит на меня, достаточно, чтобы у меня бешено забилось сердце.

– Я… – Он внезапно замолкает. – Я ничего не помню.

Я жду облегчения, но оно не наступает. Надо бы радоваться, что он не помнит, как мы танцевали, как наши тела двигались в такт музыке, когда мы были так близко друг к другу, что моя мама, окажись она там, осуждающе приподняла бы бровь. Но вместо этого я испытываю разочарование.

– О, – произношу я.

– Это хорошо или плохо? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Ни так и ни так. Мне просто было любопытно.

Однако мне все же приходится проглотить комок, застрявший в горле.

– Я написал слова к припеву нашей песни. Хочешь послушать? – Он уходит в комнату, не дожидаясь моего ответа.

Я смаргиваю слезы, но все же улыбаюсь, невольно. Он назвал песню нашей. И я, между прочим, считаю ее именно такой.

* * *

Мы просыпаемся на рассвете. Софи советует мне надеть что-нибудь удобное, поэтому я выбираю джинсы, рубашку в индейском стиле, украшенную бусинами, и двухцветные кожаные туфли, купленные в винтажном магазине в Нэшвилле.

Мы встречаемся с ребятами перед гостиницей. Едва я выхожу на улицу, на меня накатывает волна солоноватого воздуха, и от этого тошнота, мучившая меня с самого пробуждения, усиливается. Я легла спать с болью в животе, а проснулась из-за того, что желудок взбунтовался. Я виню во всем чипсы со вкусом водорослей.