Привет, Яга!

— Получается!.. О да, вы знаете, годы тренировок… Однако я задержался. Пора уже и честь знать.

Когда странный посетитель встал из-за стола, я заметила на его наряде еще одну деталь — мою собственную салфетку, которую незадолго перед поворотом сама положила на стол. Я с ужасом проверила (неужели спёр?) и успокоилась — салфеточка оказалась на месте. Гость тем временем продолжал:

— Честь знать пора, точняк! Простите меня великодушно! Я тут на память о сем приятнейшем визите в свою небольшую коллекцию у вас один, э… новый экземпляр нашел! Надеюсь вы не против?

— Вы копию что ли сделали? Как это у вас получилось?

— Копию? Ну да, можно и так сказать. Это, знаете ли, скорее, память о предмете, его, извините за каламбур, эхо. Во, зацени! — он повернулся, и я заметила, что моя салфеточка появилась еще и на другом плече — поменьше и как будто более прозрачная.

— Так вы не против? — Гость смущенно потупился и был очень рад, когда я уверила его, что очень уважаю коллекционеров.

Василий в это время гремел чем-то в углу.

— На память! Вы правы… Мальчик, ты не мог бы поаккуратнее… Это очень ценная вещь!

Мой плохиш в это время выволок из угла странную палку — посох нашего посетителя. К концу ее была привязана непонятная дрянь, похожая на лапу крупного зверя.

— Вещь эта… О! Вы удивлены? Да, вы правы, это редкость. Не так часто встретишь ценителя. Лапа медведя, ну, вы, судя по всему, и сами знаете. Должен откланяться. Всего хорошего. Ааариведерчи! Чао, бомбина. Бывай!

— То ли Пушкина почитать, то ли блатняк послушать… — сказала я мелкому Ваське, проводив гостя, но мой помощник в последнее время перестал понимать шутки.

— Ищи дальше! Пожалуйста! Время идет! — протянул он.

— Ладно-ладно, стараюсь.

Я пыталась в своей невероятной книге найти хоть какую-нибудь подсказку, как состарить человека, нахлебавшегося случайно живой воды. Пока выходило, что никак. Воду всегда использовали только для омоложения. Обратной задачи, похоже, никто и никогда перед собой не ставил. С момента волшебного спасения Василия уже несколько дней пролетели, как в горячечном бреду. Я разложила на полу перед камином почти все листики и тетрадки, рассортировав их, по возможности, по датам. Однако за креслом росла стопка, на которой можно было написать: «Не понятно нифига». Меня мучила мысль, что там и был рецепт старения, но я просто не могу его прочесть.

Тем временем впавший в детство помощник вел себя все хуже. Я скучала по МОЕМУ Василию. Тот все знал, понимал меня и защищал, а этот вредный подросток только действовал на нервы. Самое ужасное, он наотрез не хотел возвращаться к разговору, который был для меня важнее всего — о моем настоящем отце. Сразу психовал и уходил к себе в комнату. Приходилось играть по его правилам.

После ухода Аука-Эха я с тяжелым вздохом попыталась зарыться в записи, но из-за стены опять раздался стук. Был он тихим и слегка хлюпающим. Пришедший, похоже, не знал правильных слов, поэтому избушка сама не повернулась. Я схватила посох, чтобы встретить гостя, когда Вася схватил меня за руку и быстро зашептал:

— Погоди! По звукам похоже на русалку. Если так, не пропускай, — рано им еще.

— А как не пускать-то?

— Ну ты страж или кто? Так и не пускай. Скажи, мол, иди отсюда, да и все.

Домик я повернула и дверь открыла, волнуясь. Никогда еще не выполняла функцию таможни по-настоящему. Что ж, все когда-то надо начинать.

У домика стояла девушка… или женщина… или старуха. К этому созданию трудно было отнести вообще какие-то эпитеты, кроме одного: неживая. Одета она была в длинную полуистлевшую рубаху, спутанные мокрые волосы полны тиной, а на голове красовалось подобие венка из черных болотных растений, давно сгнивших. Мертвячка повернула голову на звук отворившейся двери, но ничего не сказала, а продолжала мерно и негромко стучать кулаком в стену, — крыльцо она, похоже, не обнаружила. Распухшее лицо, глаза, давно выеденные водой… даже в этом мире она выглядела слишком мертвой.

Не засомневавшись ни на секунду, я медленно и громко произнесла:

— Я не пущу тебя. Уходи отсюда!

Русалка постучала еще немного, затем развернулась и пошла прочь. Вода все капала с нее. Дорог мертвая девушка тоже не видела. Я с облегчением захлопнула тяжелую дверь, чуть не придавив черного котенка. Тот заверещал.

— Ой, Васенька, прости!

Не удержавшись, схватила его и пару раз погладила мягкую шерстку. После такого визита держать в руках горячее живое тельце было настоящей радостью, хотелось стряхнуть с себя холод. Я поскорее вернулась назад и снова попробовала взяться за работу. Хорошо хоть, вредный Васька не вспоминал о моем приступе кошачьей нежности. Я боялась получить за это выволочку, но подросток хранил гордое молчание.

Результатов от наших поисков опять не было, но порой попадались занятные записи.