Хутор Грушёвка, куда его вместе с другими пленными отведут, он запомнит на всю жизнь. Своё название хутор, по всей видимости, получил от протекающей вблизи речки Грушёвки. Кто бы мог подумать, что красивое место у озера с расположенными рядом фруктовыми садами, человек своими руками превратит в дьявольское, предназначенное для унижения и истребления себе подобных. В тридцатые годы здесь обустроили исправительно-трудовой лагерь для врагов народа. Немцам не пришлось что-то придумывать новое, они использовали готовые бараки для своих целей – сюда свозили военнопленных. Когда все места в бараках были забиты, пленных держали под открытым небом. Недалеко от бараков возвышались холмики, напоминающие могилы, только без крестов и надписей, как зловещие знаки ближайшего будущего для только что прибывших сюда.
Спустя пару часов после того, как Афанасий и остальные пленённые солдаты оказались за колючей проволокой, в лагерь въехала машина с начальством. Заключённых заставили встать и выстроиться рядами. В хорошо подогнанной форме, весь свежий и чистенький, офицер в сопровождении переводчика презрительно осматривал грязных и голодных людей, бывших уже солдат вражеской ему армии.
Царило абсолютное молчание, переводчик пока не произнёс никаких слов. Пленные боялись поднять глаза и пошевелиться, в любую секунду могла оборваться их жизнь от малейшего неправильного жеста или стона. Офицер прошёл несколько шагов и обратил внимание на рослого мужчину во втором ряду, слишком возмутительным показался офицеру вольный вид этого пленного. Подойдя ближе, немец поднял руку и указал выйти пленному вперёд, они некоторое время смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью.
Пребывая в состоянии жуткого напряжения, солдаты почувствовали, что за этой сценой последует непоправимое и чудовищное. Бесстрашный мужик повернул голову и окинул печальным взглядом своих собратьев по несчастью, будто уже знал наперёд, что ему грозит. Затем прямо в лицо офицеру коротко бросил: «Сволочь!» Дальше ему не дали договорить, автоматной очередью прошили не только его, но и тех, кто стоял рядом с ним.
Все остальные пленные в панике сразу попадали на землю, послышались громкие угрожающие выкрики охранников и приказ переводчика снова подняться. Афанасий услышал слева от себя почти детский голос, умоляющий и беспомощно зовущий: «Мамочка! Мамочка!» Афанасий чуть повернул голову и увидел юношу, на вид ему было не больше семнадцати. Такими срочно, в виду создавшегося безвыходного положения, пополняли сильно поредевшие части буквально перед самыми боевыми действиями на этом участке фронта,
Боковым зрением Афанасий увидел, как с другой стороны к нему медленным шагом приближался офицер, переводчик беспристрастным голосом кидал в толпу один приказ за другим. Понятно было, что пленный перестал быть человеком, за всё его будут теперь наказывать смертью. Ещё пару шагов и офицер окажется напротив него. Успел только подумать: «Если кто-то решил для своих экспериментов бросить человека в ад, то, почему бы не дать сил ему выбраться оттуда».
В следующее мгновение, будто получив удар в спину, Афанасий сделал шаг вперёд и чуть влево, прикрывая собой смертельно перепуганного юношу, резко выкинул правую руку вверх, всю силу вложил в свой голос, до этого от страха осипший, и как мог, крикнул:
– Хайль Гитлер!
Снова абсолютное безмолвие и приятно удивлённый взгляд офицера. Такого точно никто не ожидал. Не ожидал от себя такого и сам Афанасий, сейчас его голова была абсолютно пустой, никаких мыслей, одно равнодушие ко всему происходящему. Напряжение, достигшее своей наивысшей точки, проходило. Теперь уже Афанасий перестал бояться чего бы то ни было, он готов был ступить туда, что совсем недавно больше всего его пугало.
Подошедший офицер похлопал его по плечу, сочувственно посмотрел на другое раненое плечо, ничем не перевязанное. Гимнастёрка пропиталась кровью, успевшей застыть, и прилипла к коже. Афанасий теперь смиренно ждал своей участи и услышал, как офицер довольно произнёс:
– Gut! Gut!
Далее он сказал несколько слов переводчику, который затем передал узникам предложение со стороны немецкого руководства сотрудничать в обмен на сохранение жизни. Человек двадцать выступили вперёд. Афанасий схватил рукой стоявшего позади него парня и поставил в ряд с собой. Чуть позже он прошептал: «Единственный человек, который будет помнить о тебе, это твоя мать, остальным вовсе нет никакого дела до твоей жизни. Всем наплевать, где будут валяться твои кости». По-дружески советовал воспользоваться случаем, протянуть время, а при удобном моменте попытаться сбежать. Геройство в таком месте просто бесполезно.