Ответа не было. Все окаменели. До первых идущих оставалось не более двухсот метров. Что делать? Бежать? Пока обуемся, добежим до лестницы, спустимся с четвертого этажа, как раз выскочим из дверей прямо перед толпой. Сидеть здесь? Может они вообще ни в отель идут? Даже если в отель, не будут-же они все двери ломать? Или будут? Где полиция вообще? Что мы им всем сделали? Так нельзя! Этого не может быть!
В номере повисла свинцовая тишина. Похоже, все даже дышать перестали. До поворота к отелю оставалось менее ста метров. Теперь уже точно поздно куда-то бежать. Может забаррикадировать дверь? Чем? Тут кроме кровати и письменно стола со стулом и нет ничего. Западня.
Вдруг голова этой человеческой змеи свернула на перпендикулярную улицу и тело послушно поползло вслед.
Все одновременно выдохнули. Пронесло.
— Кто там вчера про погромы у меня спрашивал? Вот примерно как-то так. — Дима отошел от окна.
— Я подумала, они реально сюда идут. — выдохнула Ольга.
— Интересно, куда они свернули? Там вроде и нет ничего. Промзона сплошная. — Дима задумчиво почесал подбородок. — Может сходить посмотреть?
— Ты совсем охренел? Куда ты пойдешь? Чего ты там хочешь увидеть? — взвилась на мужа Ольга.
— Да чего такого? Пойду посмотрю. Кто мне чего сделает?
— Голову оторвут и все. Больше ничего не сделают. В футбол поиграть ей еще могут. Она-ж пустая у тебя.
Но Дима уже натягивал кроссовки.
— Донт паник, итс органик! Ща сбегаю быстренько. Неспроста они туда все поперлись.
— Кошелек оставь нам, разведчик хренов, и иди куда хочешь. — пробурчала Ольга.
— Если через полчаса не вернусь, считайте меня коммунистом.
— Трактористом. Дал Бог мужа-идиота.
Дима выскочил из дверей отеля и уже через минуту влился в середину толпы, которая продолжала втягиваться в узкую улочку перпендикулярно основной дороге. Никто на Диму особого внимания не обратил. Метров через пятьсот толпа еще раз свернула налево и оказалась перед группой из четырех двухэтажных бараков справа от дороги. Напротив бараков была довольно просторная закатанная в асфальт парковка перед воротами какого-то предприятия. Толпа продолжала уплотняться. Отстающие вливались на площадку и подпирали передних. Так вот куда они все шли, оказывается. Невзрачные бетонные коробки без балконов и штор. Грязь под окнами, облезлая штукатурка. Через грязные стекла видны двухъярусные кровати. Это-ж общаги местных работяг-мигрантов, по-видимому. Судя по детским игрушкам около лавочки, живут тут и семьями. За стеклами мелькали лица обитателей. В основном это были смуглые брюнеты и женщины в платках. Но в самом крайнем бараке были и чернокожие ребята.
Толпа набухла и остановилась в нерешительности. Одно дело браво скандировать грозные лозунги в тысячу глоток, а другое — пойти своими руками начать громить и убивать. Во главе колонны были самые горячие парни. Они всю дорогу задавали тон и направление всему действию. Сейчас от них зависело, что произойдет дальше. Пока все ограничивалось скандированием. Толпа понемногу осмотрелась, пообвыклась на новой территории и стала разогреваться. У многих в руках были металлические пруты или бейсбольные биты. Пара умников пришла с клюшками для игры в гольф.
Диме как-то не верилось, что все это происходит взаправду: «Они что, всерьез сейчас здесь хотят устроить побоище? На штурм идти собираются? А если там тоже мужики с арматурой? В Италии оружие, вообще, запрещено? Или тут еще и перестрелка будет? Вот сейчас кто-нибудь первый кинет камень в окно и понеслась душа в рай. Может права была Ольга, зря я сюда приперся?». Дима огляделся и сделал несколько шагов назад. Публика самая разная: от школьников, до вполне почтенных дядечек. Даже некоторое количество девчонок и женщин присутствует. «Видимо давненько у итальянцев ненависть к мигрантам копилась, раз за один день в такое выплеснулась. Запрещали европейцам даже думать плохо о мигрантах, так вот получите и распишитесь. За наркоту, за кражи мелкие и крупные, за агрессию бытовую, за наглость, за мусор, за тысячу других вещей, которые приехали вместе с мигрантами. В конце концов, за Париж, за Берлин, за Зальцбург. За радиоактивную пустыню в центре Европы. За миллионы облученных, пострадавших, бегущих. За разрушенную сытую, мирную и очень приятную жизнь. — от таких мыслей у Димы и у самого кулаки сжались и ненависть заструилась по жилам. — Но, с другой стороны, не убивать-же всех мусульман теперь? Конкретно этих работяг обычных с соседнего завода за что бить. А с бабами ихними и детьми что делать? Да и Керим у нас мусульманин как-никак».
Толпа уже была достаточно взвинчена. Несколько активистов подожгли фаеры и держали их над головой. Красные искры вперемежку с густым дымом вырывались из черных трубок.
«Сейчас начнется». — поежился Дима и сделал еще пару шагов назад.