Прививка от невежества

— Ну, рассказывай, — предложил он мне.

— Что рассказывать? — я пожал плечами.

— Как что, — удивился он. — Школу свою.

— Школа корейская.

— Ну, — Ким внимательно посмотрел мне в глаза.

— Да, — кивнул я, — дальневосточная.

— Ого, — удивился Ким, — туда просто так не попадают. Ну, а лабиринт? — и кореец вопросительно снова посмотрел на меня.

— Да, — подтвердил я, — в лабиринте Дракона был.

— И понял, что нужно двигаться к Тибету? — спросил он.

— Понял, — подтвердил я. — Андреевич объяснил, и Учитель. Учитель даже передал привет Фу Шину.

— Это значит Ням, — задумчиво произнес кореец. — Только вот что-то не похож ты на того, кто был в лабиринте. Впрочем, Учитель разберется что к чему.

Я смутился:

— Пойми, тяжело было, город отбирает много сил. Несколько упражнений завалил, — честно признался я, — вот и вид, наверное, не очень.

Кореец внимательно всмотрелся в меня:

— Не столько, наверное, упражнений завалил, сколько женщинам не отказывал, а? — усмехнулся он.

Я жалобно кивнул головой.

— А впрочем, блоков достаточно много. Если хочешь, один могу снять.

— Хочу, — с готовностью ответил я.

— Смотри, — Ким указал на узкий коврик, лежащий в глубине, среди розовых кустов. — Давай туда.

Я нагнулся и, пройдя под кустами, присел на серый коврик.

— Ложись, — Ким нагнулся надо мной. — Не думай ни о чем, я тебе помогу. Не бойся, сюда не войдет никто. Выход из тела знаешь? — спросил он.

Я кивнул головой.

— Выходи, помогу и направлю.

И я почувствовал, как его палец прикоснулся ко лбу и замер. Я несколько раз вдохнул и полностью расслабился. Учитель давал свой способ выхода из тела.

— Для того, чтобы выйти из тела, необходимо начать умирать, — сказал Ням. — Когда от кончиков пальцев ног вы умрете до самой макушки, вы покинете свое тело. Этого не стоит бояться — смерть ложная, но она освобождает вас. Из остановившегося тела гораздо легче выйти. Внутреннее движение перестает мешать, вы теряете звуки тела. Для вас его не будет существовать — малая смерть, так называется это. Главное не бояться, — тем более я полностью подготовил вас к этому.

— А как умирать, Учитель? — спросил я. — Ведь никто из нас не умирал никогда.

— Да нет, — улыбнулся Ням. — Вы умираете по несколько раз в день, не обращая на это внимания. Вспоминайте состояние руки или ноги, которую отлежали, когда кровь отхлынула и ваша рука не чувствует боли и не слушается. Можете даже специально отлежать, чтобы восстановить это в памяти. Вот так от кончиков пальцев до макушки отмирает все тело, органы, застывает кровь, умирает все, кроме вашего сознания, которое остается в теле, но оно вас уже не держит. Разъединение произойдет гораздо легче, вы просто медленно подниметесь и выйдете из мертвого тела. Но предупреждаю: не бойтесь этого состояния, вы не умертвите себя. Сложнее всего это будет сделать с сердцем, с ним спорный вопрос. Лучше всего позволить одному ему тихонечко биться в груди. Оно не будет мешать и держать вас особенно сильно, как тело. Нужно искать и не бояться. Не бойтесь ошибаться в действии, бойтесь бездействия, — Ням кивнул, встал и вышел из кельи, оставив нас наедине со своими мыслями.

Перед глазами мелькали пестрые картины, что-либо разобрать было не возможно. Я внимательно всматривался — и опять ничего.

По длинному коридору, застеленному толстой кровавой дорожкой, в длинном сюртуке, скособочившись и припадая на правую ногу, шел незнакомый мне человек. Потолок был высокий, на расшитом золотом пуфике лежало платье, которое казалось твердым, с высоким надорванным кружевным воротником. Рядом валялись разбросанные карты. Человек приближался к двери, белой и потертой, с ажурной, литой ручкой. Не постучавшись, он отворил ее. В следующей комнате, у большого овального зеркала, опираясь на бюро с огромным количеством маленьких ящичков, зеркальных дверок, склонив голову, сидела женщина с растрепанными волосами.

— Что, мамка, — плохо? — хриплым с надрывом голосом, в котором сквозила насмешка, спросил человек.

Женщина глубоко вздохнула и, развернувшись к вошедшему, нечаянно сбросила рукой десяток баночек с мазями и притираниями. На ней была несвежая, чем-то залитая кружевная ночная рубашка. Женщина была немолодая, толстоватая и неряшливая. Изящные длинные пальцы кончались тонкими полосками грязи под ногтями.

— А, пришел, — низким грудным голосом сказала она, попыталась встать и завалилась снова в свое широкое кресло. — Плохо мне, — жалобно пробормотала она, схватившись двумя руками за голову.

— Водку меньше жрать нужно, матушка, — оскалился в улыбке только что зашедший. — Царица ты или девка какая?

— Да уж лучше девкой гулящей быть, чем с вами иродами маяться, — застонала она, с силой стискивая виски. — Слушай, опять зашел ко мне и не остановил никто?

— А кто же меня остановит? — хмыкнул нежданный гость. — Может, есть у тебя такие?

— Вот потому-то с тобой и связалась, нехристь проклятущий.

Мужчина, запрокинув голову назад, захохотал, его смех напомнил мне хриплый клекот орла. Она оторвала руки от головы и уставилась на смеющегося. Когда тот замолк, то сразу же уставился на нее.