"Привлеченная к дознанию..."

Она знаком подозвала дежурного жандарма и попросила посмотреть за коробками и желтым саком. Не спеша повернулась на каблуках и, шурша тяжелым шелком, направилась в буфетную. У топтавшегося шпика отвисла нижняя челюсть, он испуганно попятился — Эссен шла на него. Шпик не мог поверить, что эта роскошная дама была предметом его забот. Как ни привыкла Мария Петровна к искусству перевоплощения, но Эссен поразила ее. Стала словно выше ростом, изменила походку, внешность, говорила на отличном французском языке. Провожал ее крупный адвокат, столь же дорого и безупречно одетый. Накануне Мария Петровна долго упрашивала адвоката, прежде чем он согласился на эти проводы. Ударил вокзальный колокол. Эссен величественно протянула адвокату руку, презрительно кивнув жандарму. Проводник вносил ее коробки в купе. Лишь на минуту она оглянулась на притаившуюся Марию Петровну, блеснув серыми озорными глазами. Загудел паровоз, покатились вагоны. Эссен, чуть приподняв вуаль, приветливо взмахнула рукой. Смешно топтался шпик, переговариваясь с дежурным жандармом. Они о чем-то спорили. Жандарм недоуменно пожимал плечами и отрицательно качал головой.

Мария Петровна крепко расцеловала Катю и двинулась с толпой зевак в город. Хорошо, что так обошлось. А могло быть...

...После заседания комитета, на котором столь долго воевали с меньшевиками, они возвращались домой. Мария Петровна, взглянув на осунувшееся лицо Эссен, раздумывала, что бы такое приятное сделать для дорогой гостьи. Не пригласить ли друзей на музыкальный вечер: Эссен в редкие минуты отдыха не отходила от старенького пианино. И вдруг Эссен, сжав ее руку, замерла у яркой афиши. В музыкальном училище Эслера давали концерт камерной музыки. У Марии Петровны заныло сердце, когда увидела, какой жадностью полыхнули глаза подруги... Поспорили: Эссен решила идти на концерт, Мария Петровна возражала, но потом уступила, хотя понимала все безрассудство. Василий Семенович купил билеты. Концерт превзошел ожидания. Гастролировал известный московский пианист. Эссен сидела праздничная, строгая, с побледневшим от волнения лицом. Тревога, не покидавшая Марию Петровну, постепенно улеглась, и она, успокоившись, все реже поглядывала на своих соседей. Музыка захватила и ее. Кажется, ничего подозрительного нет. Она даже радовалась, что они решили рискнуть. В антракте вышли в буфет. С гимназической непосредственностью Эссен истребляла мороженое, лениво переговаривалась с офицером. Прозвенел звонок. В зале в третьем ряду партера на соседнем кресле сидел жандармский ротмистр. Мария Петровна поежилась, как всегда в минуту опасности. Эссен невозмутимо попросила у соседа программу. Оправдывалось худшее предположение: ротмистр вынул из-за обшлага мундира карточку, взглянул быстро и чисто профессиональным жестом засунул обратно. «Сверяет!» — зло подумала Мария Петровна. Придвинулась к подруге, осторожно взяла у нее бинокль. Свет погас. Эссен поднялась, вышла в вестибюль. За ней Мария Петровна, вызывая неудовольствие соседей. Они торопливо спускались по лестнице, а вверху послышался звон шпор. По чугунным ступеням сбегал ротмистр. До полуночи блуждали по темным переулкам и проходным дворам города, уходя от преследования...

Где-то теперь Эссен? Увидит ли ее в Петербурге?

Товарищи по просьбе Владимира Ильича посоветовали Марии Петровне перебраться в столицу, благо закончился срок гласного надзора. Василий Семенович ворчал: столица отпугивала его, расставаться с Саратовом не хотелось. Но Мария Петровна торопилась. В Петербурге нужна конспиративная квартира. Опыт в этих делах немалый, организовать квартиру поручили ей.

Осенью 1904 года супруги Голубевы покинули Саратов.

«В МОСКВЕ ЛЕДОХОД В САМОМ РАЗГАРЕ»

— В Москве ледоход в самом разгаре.

— А разлива не будет — начальство приняло меры.

Мария Петровна произнесла ответную фразу пароля, разглядывая молоденькую девушку в суконной накидке, отороченной белкой и придававшей грузность ее фигуре. Девушка держалась неестественно прямо, чуть сощурив карие глаза. Сквозь полуоткрытую дверь вырывался яркий столб солнечных лучей. Положив муфту на зеркальный столик в передней, девушка улыбнулась. На ее румяном круглом лице проступили ямочки, в карих глазах смешинки. Мария Петровна не предлагала раздеваться. Девушка прошла следом за Марией Петровной в просторную столовую, обставленную старинной мебелью с тяжелыми гардинами на венецианских окнах. На обеденном столе, покрытом белой скатертью, гудел самовар.

Убедившись, что дверь плотно закрыта, девушка сняла накидку. Мария Петровна удивленно всплеснула руками. Хрупкая шея девушки была обмотана полотенцем, от которого спускались полотнища с привязанными к ним винтовками. Широкий ремень придерживал их у талии. Пять винтовок! — виртуозность, какой она еще не видала. Мария Петровна осторожно развязала ремни, сняла винтовки. Освободившись от своего опасного груза, девушка стала хрупкой и худенькой. Она растерла занемевшую шею, счастливо потянулась:

— Так устала, так устала... Еле ноги дотянула.