— Зато поставили рекорд! — Мария Петровна налила стакан крепкого чая, положила на тарелку бутерброды. — Присаживайтесь... Небось забегались и позавтракать толком не сумели.
— Правда. Но не чувствовала, что голодна. А теперь такая тяжесть с плеч свалилась. — Девушка с жадностью набросилась на бутерброды. — Прелесть-то какая...
— А тяжесть действительно свалилась с плеч, — заметила Мария Петровна.
— Славно... Спасибо. — Девушка, вновь потянувшись, встала. Ее круглое лицо с припухлыми губами улыбалось. — Пора... Ждите через два часа. Да, а листовки?! А то новостей не узнаешь. Кстати, пресмешной случай произошел вчера. После побоища, учиненного черносотенцами у университета, собралась толпа. Городовой решил утихомирить страсти: «Разойдитесь, господа! Все равно в здание не пропустят, а здесь ничего не увидите. Подробности завтра из нелегальных газет узнаете». — Девушка подняла брови. — Вот и полиция признала авторитет нашей печати.
Мария Петровна, проводив ее, задержалась в прихожей, прислушиваясь. Застучали каблучки по лестнице, хлопнула парадная дверь. Теперь нужно убрать оружие. Она вернулась в столовую и начала укладывать винтовки под половицы, прикрыв тайник ковром. В тайнике уже лежали браунинги, револьверы, патроны, а теперь прибыла первая партия винтовок. В эти дни октябрьской стачки 1905 года квартира Голубевых на Монетной стала штаб-квартирой Петербургского комитета РСДРП.
После столь трагического шествия народа к Зимнему дворцу началась всеобщая стачка, которую Петербургский комитет РСДРП решил перевести в вооруженное восстание. Тогда и потребовалось из разрозненных конспиративных квартир и складов свезти воедино оружие. Таким местом стала квартира Голубевых на Монетной, отвечающая самым строгим требованиям конспирации: малонаселенный дом с двумя выходами, зажатый проходными дворами, большая квартира с удобным расположением комнат. К тому же Василий Семенович занимал солидное положение как редактор «Земской недели». К нему приходило много народу, дом открытый, поставлен на широкую ногу, и членам Петербургского комитета легко затеряться в их числе.
Подсчитав оружие, Мария Петровна открыла синюю книжечку и начала шифровать записи. Улыбнулась. Книжечка была с секретом. Недавно в партии изобрели легковоспламеняющийся состав, им пропитывались документы и письма, подлежащие уничтожению. Поначалу она скептически отнеслась к этому, но однажды состав спас ее от ареста. Члены Петербургского комитета собрались на заседание. Она пришла пораньше, чтобы поговорить с товарищем, приехавшим от Владимира Ильича. И вдруг ворвалась полиция. Квартира оказалась чистой, но уликой могли служить шифрованные письма, обнаруженные при обыске. Начали составлять протокол. Пристав, счастливый от столь редкой находки, положил письма рядом с пепельницей, закурил. Тонкой струйкой тянулся дымок. И тут случилось непредвиденное — кто-то пододвинул письма к папиросе. Бумаги вспыхнули ярким голубым пламенем. Пристав кричал, а задержанные откровенно посмеивались. После этого случая все конспиративные записи Мария Петровна делала только на бумаге, пропитанной чудодейственным составом.
Приглушенно затрещал звонок. Мария Петровна выпрямилась и, чувствуя неприятную сухость во рту, направилась в прихожую. Сегодня она двери открывала сама, отпустив горничную в гости. Василий Семенович лежал в кабинете с сердечным приступом, девочек она отвела к его родным. Неизвестно чем мог закончиться этот день.
— В Москве ледоход в самом разгаре, — прогрохотал верзила в тулупе, напоминавший деда-мороза. Снег хлопьями лежал на широких плечах, на густой черной бороде.
— А разлива не будет — начальство приняло меры, — с готовностью ответила Мария Петровна.
И как ни странно, пароль не вызывал улыбки, хотя за окном валил снег, а Нева скована льдом. Мужчина прошел в столовую осторожно, на негнущихся ногах.
— Вам придется отвернуться, — просто сказал великан. — Бикфордов шнур.
Мария Петровна понимающе кивнула. Бикфордов шнур, человек — словно бомба... Мужчина решил пройти за ширму, но Мария Петровна остановила его. Осторожно помогла снять тулуп. Каждое движение стоило жизни! Ноги великана казались розовыми от бикфордова шнура. Она стала на колени и осторожно разматывала шнур. Тяжелыми кругами падал шнур на паркет, свертывался в клубки, словно змея. Пальцы ее слегка вздрагивали. Наконец разогнулась, облегченно вздохнула.
— Слава богу, добрался, — прогудел великан. — Ехать на конке побоялся, тряхнет ненароком, скольких людей загублю... Взял извозчика. Сижу, будто шест проглотил.
— Это делается на заводе, товарищ? — Мария Петровна старалась определить на глаз, сколько метров шнура лежало в кругах.
— Вчера обыск был. Перед сменой ввалились архаровцы, закрыли выходы, а братва-то ночью ковала оружие. Иные так любовно оттачивали напильники, что посеребри — кавказский кинжал. Видно, донес мастер. — Великан зло сплюнул и достал пачку папирос.
— Курить нельзя. — Мария Петровна выхватила папиросы.