Клавдия Ивановна ощупала вороненую сталь маузера. Нет, это не оружие в бою! Обрадовалась, увидев на небольшом возвышении под кустом орешника пулемет. Тупорылый ствол его блестел на солнце. Она вылезла из окопа, обдирая руки о мерзлую землю, двинулась к пулеметчикам. К счастью, первым номером оказался надеждинец, запевала из отряда Симонова. Парень приветливо кивнул и тихо, словно могли услышать, сказал:
— Будешь, Клавдия Ивановна, патроны подносить. — И уже чужим голосом крикнул: — Ложись!
Белые наступали. Гремел барабан. Лучи солнца играли на золотых погонах. От черных высоких папах солдаты казались неестественно большими и грозными. Послышалась громкая команда, и заученным движением солдаты взяли винтовки наперевес. В руках офицера сверкала шашка.
Клавдия Ивановна лихорадочно подсчитывала. Батальон. Еще батальон. Еще... Да, силы не равны. Полк вымуштрован. Озлобленные лица. Золотые погончики вольноопределяющихся. Сынки лавочников и заводчиков спасают «свободную» Россию!
Рокотал барабан, печатал шаг полк. Морозная земля гулко передавала размеренные удары. Кирсанова посмотрела на пулеметчика. На лице его нетерпение. «Что же это Волков не дает сигнала! — забеспокоилась она. — Патроны жалеет...»
Было страшно смотреть на марширующие сапоги, слушать барабанный гром. «Решили дать показательный бой, сволочи! Знают, что полк измотан и оружия мало», — пронеслось у нее.
Черные шеренги приближались, она уже хорошо различала лица солдат. Брезгливо морщил губы высокий черноусый офицер. Испуганно таращил глаза правофланговый, громила саженного роста. Штыки, примкнутые к винтовкам, зловеще покачивались. Ближе, ближе, ближе...
— По врагам революции огонь! — послышался хриплый голос Волкова.
И сразу же ударил пулемет: тра-та-та, тра-та-та... Клавдия Ивановна подтащила ящик с патронами, залегла. Волынцы дали залп. Пули со свистом перелетали через Кирсанову. И вдруг, раскинув руки, упал черноусый офицер, сверкнула его шашка. Строй нарушился, начал редеть, понеслись проклятия. Наконец-то замолчал барабан. Пулемет захлебнулся, первый номер истошно прокричал:
— Патроны! Патроны!
Кирсанова чуть дрожащими руками начала вытаскивать ленты из железной коробки. Молоденький красноармеец, испуганный и притихший, лежал у пулемета вторым номером и расширенными глазами глядел вперед. По неестественной бледности, покрывшей его веснушчатое лицо, Кирсанова поняла — первый раз в бою. И, полная сочувствия, пожалела его.
— Ползи к Симонову! Скажи, чтоб фланги не забывали. Я заменю тебя!
Клавдия Ивановна улыбнулась. Она уже овладела собой. Белые вновь пошли в атаку. Ряды сомкнулись, зазвенел барабан. Волынцы молчали. Первый номер развернул пулемет, и резкая пулеметная очередь прошила шеренги.
Глухо ударили пушки. Снаряд, взвизгнув, разворотил орешник. Пулеметчик качнулся и отвалился, раскинув руки. Клавдия Ивановна кинулась к нему. На высоком лбу чернел осколок снаряда, тонкая струйка крови заливала лицо.
— Убит, — тихо проговорила Кирсанова.
Накрыв его голову ушанкой, словно он мог простудиться на мерзлой земле, придвинулась к пулемету. Вернулся молоденький красноармеец и беспомощно замер. Клавдия Ивановна чужим голосом приказала:
— Ленту! Ленту!
В шум боя, в гром артиллерийской пальбы и треск выстрелов вновь влилась пулеметная очередь: тра-та-та, тра-та-та... На конце тупорылого ствола пулемета плясало красное пламя. Клавдия Ивановна не отпускала гашетку. Била уверенно, прицельно. Беляки отступили. Полк бежал, офицер с широким полковничьим погоном озверело колотил солдат нагайкой. И тогда Кирсанова поднялась во весь рост, вынула маузер, громко прокричала, повернувшись к волынцам:
— Вперед за Советскую власть! — И первой бросилась по снежному насту, слыша за собой тяжелый топот солдатских сапог.
Волынский полк пошел в атаку.
Конкордия Самойлова