-- А как ты думаешь? - засмеялась и Люба.
-- Любка, я рада за тебя, - ответила соседка. - Ой, пироги, пироги!
Через минут тридцать она принесла блюдо горячих пирогов и большую банку деревенского молока.
-- Корми мужика, - дала совет, - чтобы оценил твой дом и не сбежал и чтобы на ночь силы были. И сама поешь.
-- Твоих пирожков? Я да не поем! Обижаешь, Нинуль. Сама знаешь. Я их просто обожаю. Хотя мне они противопоказаны.
Люба взяла молоко и пироги. А Михаил все сидел за столом, наслаждался домашней обстановкой. На нем был нелепый вчерашний костюм, но в нем было удобно. Рядом на коврике, повизгивая от жадности, чавкала и лакала из своей миски наваристые щи с покрошенным туда хлебушком Сяпа. Буржуй все-таки сожрал утром весь корм и молока половину вылакал, стоило Любе отвернуться. Теперь женщина внимательно следила за ревнивым котом, тот был не прочь сожрать и щи, просто так, от жадности. Съев щи, собачка залаяла, просясь на улицу, что-то кошачий лоток её сегодня не прельстил. Люба быстро нацепила джинсы, накинула шубу и шаль, сунула ноги в валенки и вывела Сяпу погулять. Вернулась быстро, замерзшая, с собакой на руках и булкой свежего хлеба.
-- На улице холодно, опять сильный мороз, то-то в доме стало прохладно, окна-то у меня старые, хоть я их и заклеила, но они совсем тепла не держат, - сказала она. - Так что, Миш, если тебе, в самом деле, некуда ехать, оставайся пока у меня. Не смотри вопросительно. Я не претендую на тебя и твою независимость. Живи, сколько требуется. Надо будет вернуться назад, уезжай. Можешь даже мне ничего не говорить. Я все понимаю. Ни о чем спрашивать не буду. У тебя своя жизнь, у меня своя.
Михаил не ответил. В чем-то Люба была права. Он крепко связан с Облонскими. И дело не только в Кристине. Но предложение женщины было как нельзя кстати. Где-то надо дождаться Годеонова.
Через часок Люба разогрела мужчине пироги, налила холодного молока. Он опять с аппетитом покушал, а часа через два сильно начало знобить, заболело горло, боль отдавала в ухо. К утру поднялась температура под сорок. Любаша испугалась, вызвала врача.
-- Ангина? - спросила она. - Миша молоко холодное пил. И горло у него болит. Да еще промок в новогоднюю ночь.
-- Нет, - ответил врач. - Миндалины не воспалены. Похоже на грипп. Словом, напишем ОРВИ.
-- А как лечить? - допрашивала женщина.
-- Постельный режим. Обильное питье. Температуру сбивать, если будет выше тридцати восьми, в остальном симптоматическое лечение: капли от насморка, микстура от кашля, витамины. И, конечно, никакой работы! Отлежаться надо.
-- Все выполним, - заверила эскулапа Люба. - Мишка! Живо ложись. Не сиди на диване. Иди в спальню.
Врач засмеялся и пошел к выходу.
-- Большое спасибо, - проводила его женщина.
Люба уложила мужчину в постель. Михаил не сопротивлялся, лежал весь красный, лицо горело лихорадочным румянцем, ломило все кости, казалось, в мышцы ввинчиваются острые буравчики. Было просто плохо. Таблетки сбили температуру ненадолго. Люба боялась лишний раз дать лекарство, делала уксусные примочки, обмахивала мужчину, без конца приговаривала:
-- Не надо было за мной вчера лезть в снег. Промок, замерз, вот и простудился. Теперь болеешь.
-- Надо, - вяло сопротивлялся мужчина. - Я никогда не видел затмения луны. Да и тебя я там встретил. Конечно, надо. Ты думаешь, в машине мне было бы лучше?
-- Мог бы просто встретить меня на улице...
Хоть Михаил и заболел, сильно заболел, но ему было спокойно и комфортно в этом доме: о нем заботились, не унижали, не кричали, чтобы он забыл про свои болезни, потому что плебеи не болеют, а только притворяются, чтобы их пожалели. Криска обычно, если муж заболевал, в эти дни уезжала принципиально к матери; слуги были снобами, под стать Кристине, зная, что все зависит от хозяйки, не особо стремились выполнять просьбы Михаила, да и не умел он приказывать прислуге, так и не научился. Не из князей он явно был. Вот и отлеживался в дни болезни, если было совсем плохо, один в своей комнате. Лишь Годеонов, узнав о болезни зятя, тут же появлялся, интересовался, может, что надо купить, принести. Михаил вежливо благодарил и отказывался. Он знал, что Родион Прокопьевич тоже не любит их дом. Михаил вообще подозревал, что он и дочь свою не любит, поэтому и исполняет все её прихоти. Да, в семейном гнезде Михаила был лишь один человек, который по-человечески относился к Михаилу - это его тесть. Он тоже был из плебеев.