Приворотное зелье на единственную (СИ)

Махнов понял: в самом деле, нет у Мишкиной бабенки адреса. И Мишки нет! Он бы давно её к себе уволок. Не оставил бы здесь. А вот про деньги Махнову мысль понравилось. Годеонов выгонит с работы, еще за убытки сдерет. А тут такой удобный повод отхватить денег. Да черт с ним, с Мишкой. Пусть его сам Годеонов ищет. А Мишкину бабу надо использовать. Сорвать хороший куш.

-- Нет денег, продавай квартиру, - наглые глаза мужчины в упор смотрели на Любу. - Это как раз покроет долг.

Женщина выдержала его взгляд.

-- А почему бы вам не зайти еще куда-нибудь, и там потребовать там денег, - с насмешкой осведомилась Люба. - Особенно, где не только беременные живут, но и другие мужики! Поприличнее вас.

-- Ты лучше молчи, - крикнул Махнов. - Я могу и по животу ударить.

-- Если с моим ребенком что случится, тебе нечем мне будет угрожать, - прошипела зло в ответ Люба, готовясь запустить вазой в Махнова. - И в тот момент, когда ты протянешь руку к моему животу, у тебя не станет головы. Совсем не станет. Мне терять нечего!

В это время позвонили в дверь. Махнов испугался.

-- Ты откроешь и не скажешь, что я здесь. Без денег я не уйду, - прошипел вслед Махнов. - Не я, так других пришлет Годеонов, те церемониться не станут.

Люба открыла дверь и с удивлением узнала пришедшего. Это был Максим Лодзинский, адвокат покойного Кешки. Она видела его несколько раз. Лодзинский всегда был редкостный негодяй и сволочь, и обещал стать еще большим. Радости у женщины не прибавилось при его виде. Один подонок сидит в комнате, второй стоит на пороге её дома. Кого выбрать? С кем безопаснее?

-- Михаила здесь нет, - сказала она, не желая даже пускать в дом адвоката.

Хватит ей того, что один негодяй уже был у неё и требовал денег. Два - это перебор.

-- Я к вам, - ответил Лодзинский.

-- Ко мне? - удивилась женщина и оглянулась.

-- У вас кто-то есть в доме?

-- Нет, - ответила Люба, не приглашая даже войти этого человека.

Лодзинский ничего, кроме гадостей, людям не сообщал. Женщина приготовилась выслушать только плохие вести.

-- Люба, - говорил адвокат, - выяснилось, что у покойного Иннокентия были большие долги. Вы как наследница, приняли и долги.

-- Много долгов? - спросила женщина, Лодзинскому она поверила.

-- Да, - ответил адвокат.

-- Всем сегодня от меня нужны деньги, - пробурчала Люба. - Но их у меня нет. Подавайте в суд. Будут высчитывать из моей учительской зарплаты, из декретного отпуска. К смерти расплачусь.

-- Может у вас есть собственность, что-то можно продать? - участливо спросил адвокат. - Выход всегда можно найти.

Но женщина не верила его участливому тону. Слишком часто участливый тон Лодзинского завершался большими неприятностями.

-- Квартира есть у меня. Но тогда я буду жить на улице. Я этого не хочу и не могу позволить. У меня будет ребенок.

Женщина промолчала кое о чем: ни к чему упоминать о втором жилье - пустой родительской квартире.

-- Неужели вы больше ничего не получили от Иннокентия, что подлежало бы продаже? - не отступал Лодзинский.

-- Ничего. Если только себя, - горько ответила она. - Корова с теленком ценится дороже...

Лодзинский повернулся.

-- Я зайду после, когда у вас будет хорошее настроение, - сказал он. - Тогда все и обсудим.

-- До свидания.

Люба стояла у двери и смотрела вслед. Один негодяй дал отсрочку. Другой сидел в комнате. Как-то надо избавиться и от него.

-- А ну иди сюда, - приказал из комнаты Махнов. - Если тебе дорог твой недоносок. Не вздумай бежать. Столкну с лестницы.

Люба прошла в комнату. В ней резкой волной поднялась злость. На всех: на исчезнувшего и не подающего никаких вестей Михаила, на умершего Кешку, на этих двух господ, что хотят урвать с неё деньги. Махнов толкнул Любу в кресло. Она инстинктивно обхватила живот руками, сумела не упасть.

-- Значит так, - Махнов навис над ней. - Ты продаешь квартиру и деньги отдаешь мне. Иначе твой ублюдок не увидит свет.

-- Отойдите от меня, - с силой оттолкнула его женщина. - И не смей называть моего ребенка ублюдком. Это ты ублюдок.

Махнов упал.

-- Ах ты, подстилка Мишкина! - заорал он, вставая.