Разлив вино по бокалам, они долго молчат. Джоанна рассматривает темно-красную жидкость с почти суеверным восторгом. Хеймитч чувствует подступающую головную боль, которая вот-вот сдавит виски и вопьется когтями в его усталое лицо.
- Ты первый, - говорит Джоанна.
- Мы в полном дерьме.
- Хорошо. Тогда я первая.
…
Не было никакого предчувствия беды. Если бы оно было, Джоанна сумела бы прогнать его так далеко, как только смогла бы. Но никакого предчувствия не было. Все было слишком тихо, и только это сводило с ума. Каролина, прибывшая в Четвертый с Плутархом (который не дождался победителей и вернулся в Капитолий), большую часть времени выглядела подавленной, и, если приходилось огрызаться, огрызалась как-то без огонька. Энни, которую почти всегда сопровождала миссис Эвердин, улыбалась и смеялась, но больше не подходила к Джоанне ни на шаг. Их первая встреча не удалась. Джоанна, не привыкшая к объятиям, напряглась, едва только Энни приблизилась к ней. С трудом сдержалась, чтобы не отстраниться, но не смогла ничего сделать с гримасой откровенного ужаса на лице. Пожалуй, все чувства, охватившие ее в тот момент, могла понять только Энорабия, ведь вторая тоже скривилась, и сложно было понять, чего в этом выражении было больше – презрения или неуверенности.
Сперва Каролина не выказывала ни толики озабоченности своим нынешним положением. Наслаждалась солнцем, пусть даже и в компании двух неразговорчивых женщин, мрачно смотрящих на линию горизонта. С Энни Каролина не то, чтобы подружилась, но к ней единственной ластилась, как котенок, когда никого не было поблизости. Джоанна своими глазами видела умильную картинку, когда девочка-тиран читала вслух Энни какую-то детскую книжку; и не Энни даже, а тому маленькому человечку, что рос у нее внутри. Голос у Каролины старательно передавал интонации всех разговаривающихся героев, и девчонку явно смутило предложение прикоснуться к животу в тот момент, когда временный жилец подал голос единственным доступным в данный момент ему поводом.
А потом что-то пошло не так.
Что именно пошло не так, Джоанна узнала от Энорабии. Энорабии, все это время чувствовавшей себя не в своей тарелке и всеми силами пытающейся это чувство скрыть.
- Мне пришлось рассказать ей про Китнисс, - объяснила Энорабия, хотя Джоанна ни о чем не спрашивала. – Про Китнисс и про то, что с ней сделали.
Девочка, уверенная в том, что вездесущий дедушка рассказывал ей все, однажды должна была столкнуться с доказательствами как своей наивности, так и своей полной неосведомленности. Неудивительно, что мир ее дал трещину после подобных новостей.
- И почему ей так нравится Китнисс? – не удержалась от вопроса Джоанна.
- Потому что Китнисс другая, - Энорабия не задумывалась ни на мгновение. – Всегда была другой. Или не успела стать такой, как мы.
…
Энни после неудачного приветствия старалась держаться от Джоанны подальше, но при этом Джоанна чувствовала, что безумную девушку, которую любил Финник, так и тянет к ней. Это выражалось в мельком брошенных взглядах, в которых любопытство переплеталось с ожиданием. Джоанна игнорировала все взгляды и делала вид, что невнимательна настолько, что не замечает очевидного. Поневоле им приходилось сталкиваться друг с другом. Энни спрашивала о Пите, о Китнисс. Расспрашивала с почти детской непосредственностью, и в момент расспросов выглядела на несколько лет моложе Каролины. Иногда Энни замирала, не дождавшись ответа, и будто впадала в транс. У нее стекленели глаза, она видела что-то, выходящее далеко за пределы того, что могла видеть Джоанна. В такие моменты Энни всегда прикасалась к своему животу, будто единственное, что могло удержать ее в этой реальности, было внутри нее.
Еще Энни спрашивала Джоанну о том, о чем Джоанна не могла знать.
- Президент Сноу все еще сводит с ума Пита, да?
Этот отпуск выдался слишком сумасшедшим, и Джоанна, большую часть времени посвящающая тренировкам и лежанию на пляже, вымоталась донельзя. К тому же, время тянулось медленно. Съемки на пляже и у костра, перепалки с Энорабией, так же мучавшейся чем-то, постоянные и неконтролируемые наблюдения за мелкой Сноу, почти не помогали бороться со скукой.
- Ты что, не умеешь плавать? – спросила Джоанна, застав как-то мелкую Сноу на пляже в одиночестве. Редкое явление – с девчонкой постоянно находился хоть кто-нибудь, и вовсе не потому, что она была внучкой Сноу, а потому, что она была ребенком двенадцати лет.
- Можешь не стараться быть милой, - огрызнулась Каролина. – Я уже знаю, что ты ни разу не милая.
- Да, я - не Китнисс, - со смешком согласилась Джоанна. – Хотя я не знаю ни одного человека, который назвал бы Китнисс милой и не был бы после этого застрелен из лука.