Привычка выживать (СИ)

Одного взгляда в сторону Китнисс хватает, чтобы решиться окончательно и бесповоротно. Он уже говорил ей, что всегда будет с нею рядом, но прежде по разным причинам не умел сдерживать данное слово. Теперь все иначе. Теперь он сознательно собирается нарушить его, и – какая ирония! – только для того, чтобы вновь спасти ее.

Еще выходя на сцену, он увидел знакомое лицо оператора, находящегося ближе всего к нему. Оператор – молодой парнишка, бывший одним из членов съемочной бригады, работающей вместе с ними в Двенадцатом Дистрикте. Пит не помнит его имени, но помнит то, что парнишка весьма тщеславен и жаждет славы. К тому же, Пит уверен, что успел понравиться ему. Пит всегда знал, кому нравится, а кому – нет, как и знал то, что любую антипатию легко можно исправить. А любую симпатию можно использовать.

Дождавшись короткого момента передышки, Пит разрывает живую цепочку победителей и выходит чуть вперед, ближе к оператору, и обращается к залу, который еще не готов слушать его, потому что не оправился от шока. Ему приходится рискнуть и начать издалека, опасаясь, что в любой момент его прервут; этого не происходит. Зрители жаждут объяснений, и, видя того, кто может эти объяснения дать, медленно, но все же затихают.

Пит говорит о чудесах. О подвигах и славе, которую всем стоящим здесь удалось сегодня между собой разделить. И спрашивает у зала, знает ли хоть кто-нибудь из присутствующих здесь, о тех людях, подвиги которых оказались незамеченными, а слава не настигла их в решающий момент жизни? Питу отвечает нестройный хор голосов. Разумеется, ответ отрицательный.

- И поэтому сегодня я имею честь представить вам человека, которому мы все обязаны тем, что стоим все вместе на этой сцене – живые и невредимые, - Пит медлит, пытаясь увидеть хотя бы признак движения в зале. – Плутарх Хевенсби, человек, изменивший будущее всей страны.

Аплодисменты, которыми скованно разражается зал, быстро стихают. Зрители ищут глазами человека, о котором слышали так много, но которого почти никогда не видели. На сцене никто не появляется. Перед глазами Пита проносятся все самые страшные последствия поступка, не имеющего, в конечном счете, никакого значения.

Эффи за его спиной разражается коротким смешком.

- Наш министр связи – человек очень скромный, - говорит капитолийка хорошо поставленным голосом. – Он не привык принимать благодарности. Быть может, мы все-таки поддержим его?

Аплодисменты становятся громче, и краем глаза Пит видит Джоанну, пытающуюся быстро передвигаться по сцене на огромных каблуках и в неудобном платье. Эффи улыбается.

- Разгадка очень проста, - говорит она, подмигивая зрителям. – Никакой уважающий себя мужчина не появится в зале без роскошной дамы!

Из зала раздается одобрительный смех. Пит вновь перехватывает инициативу, видя, что Джоанна достигла своей цели, и, если придется, применит силу, чтобы выволочь министра под софиты. Но этого не происходит. Плутарх Хевенсби появляется-таки на сцене под оглушительный рев толпы, держа под руку улыбающуюся Джоанну.

- Человек, который изменил наши жизни, - говорит Пит и вновь берет за руку Каролину.

- Теперь мы точно все покойники, - шепчет Хеймитч.

…

После появления Плутарха Хевенсби Шоу заканчивается в рекордный срок. Китнисс не дают сказать лишнего слова, но это лишь к лучшему. Когда занавес опускается, а камеры выключаются, она обессиленно падает на освободившийся диван и почти не реагирует на вопросы посторонних. Энорабия орет благим матом, пока ей не вкалывают очередную дозу обезболивающего. Джоанна высвобождается из цепких рук Плутарха и благодарит того за шикарно обставленное появление. Плутарх, уже не кажущийся довольным, отвечает на ее благодарности соответствующе, а, поймав взгляд Пита, чуть наклоняет голову. В глазах его Пит видит если не приговор, то что-то, близкое к нему, но не показывает вида.

Со сцены, в конечном счете, всех прогоняют. За кулисами Джоанна прижимает растерянного ведущего к стене и задает так давно мучающий ее вопрос:

- Чье интервью тебе понравилось больше?

Том перебегает взглядом с ее лица на лицо выжидающей невдалеке Энорабии, сглатывает, ослабляет узел галстука.

- Энорабия, конечно, просто покорила меня… - отвечает с запинкой.

Джоанна закатывает глаза.

- Ты мухлевала! – заявляет, проходя мимо второй. – Ты его запугала.

- Смирись, - отвечает та. – И научись проигрывать достойно.

…

Джоанна никогда не научится проигрывать достойно. Более того, она не пожелает изучать эту науку. Она презирает проигрыши. Она презирает проигравших; кроме, разве что тех, кто проиграл в Голодных Играх. Возможно, они не согласились бы с ней. Возможно, они предпочли бы занять ее место. Предпочли бы находиться в квартире Плутарха Хевенсби, насыщенной светом, заполненной шумом голосов и звонов бокалов. Предпочли бы стоять со скучающим видом у окна, поглядывая в сторону темнеющего города, и думать о том, что, черт возьми, как же хочется есть! Джоанна не исключает такой возможности; кто-то из мертвецов занял бы ее место с удовольствием, в то время как она бы давным-давно превратилась в прах.