Привычка выживать (СИ)

- Да, - отвечает Плутарх непререкаемым тоном. Каролина надувает губы, но из кабинета выходит, оглянувшись, впрочем, на Пита. Это не скрывается от Плутарха, и в этом, должно быть, кроется причина того, что у него портится настроение. Дальнейший разговор идет не так, как было задумано, потому что не получается вернуться к затронутой Питом темы безвредности. К мнимой безвредности Пита у Плутарха много претензий, которые он жаждет изложить, но приступить к изложению ему не дает заинтригованный Хеймитч.

- Что делает в этой квартире внучка мертвого Президента? – спрашивает он, понизив голос, и, кажется, не думает о том, что не имеет права ожидать ответа.

Плутарх морщится, и зло спрашивает в ответ:

- А что делает в вашей квартире сумасшедшая победительница Голодных Игр, известная всем как Энни Креста, в замужестве Одэйр? Она должна быть в Четвертом Дистрикте, но вместо этого она находится в квартире, в которой и без нее слишком много сумасшедших приходится на квадратный метр.

Хеймитч мрачнеет. Не то, чтобы он был уверен, что прибытие Энни в сопровождении миссис Эвердин осталось для властей Капитолия незамеченным, но сам факт упоминание имени этой замечательной, пусть и несколько ненормальной, даже очень ненормальной, девочки, действует на него удручающе.

Министр связи потирает виски, но не ждет ответа на вопрос, никоим образом не связанный с внучкой мертвого Президента. – Мне пришлось долго убеждать Пэйлор, что Каролина – всего лишь ребенок, который не сможет совершить переворот. У Сноу больше не осталось союзников, которые поверили бы в двенадцатилетнюю девочку и помогли бы ей вернуть пост своего деда. В конце концов, Пэйлор – хороший человек, к тому же, женщина, но она знать не знает, как относиться к этой девочке, бояться ее или простить ей все грехи деда. Поэтому Каролина живет в президентском дворце под контролем Энорабии, и иногда навещает меня, - Плутарх откидывается в кресле. – Я всегда испытывал к этому ребенку симпатию.

Мертвый президент никак не реагирует на его слова, но появляется в нем какая-то мучительная мысль, тревожная и прекрасная одновременно. Питу хочется смеяться; он умеет распознавать тайные чувства своих галлюцинаций.

Не вслушиваясь в то, о чем говорят Хеймитч и Плутарх, он выходит из кабинета и по памяти находит ванную комнату. Долго рассматривает в зеркале свое отражение. Увиденное ему совсем не нравится, но он ничего не может поделать с неприглядной реальностью. Он не вздрагивает, когда за его спиной оказывается Эффи. Эффи, очевидно, тоже не нравится отражение в зеркале, потому что она сразу отводит взгляд от своего нарисованного лица.

- Надеюсь, все проходит хорошо? – спрашивает она как-то робко и подходит ближе, поправляя воротник Пита. – Надеюсь, ты уже определился с тем, в кого играть? – спрашивает гораздо тише и смотрит по сторонам. – Нос выше, улыбки шире, - тарабанит со знакомыми интонациями, но сама не верит в то, что говорит.

- Теперь ты всегда ведешь себя странно? – интересуется Пит, уже не веря, что прежняя Эффи вернется. Нужно научиться общаться с этой Эффи, прилагающей слишком много усилий впустую на то, чтобы никто не увидел разницы.

- Иногда, - Эффи пожимает плечом. – Но есть Игры гораздо страшнее этой, Пит. А в этой игре ты можешь выиграть, если приложишь усилия, - и поспешно выходит из ванной комнаты на своих высоченных каблуках, чудом не зацепившись за порог и коврик.

Пит знал, что рано или поздно ему придется начать игру. Не знал только, когда. Не знал только, зачем. Когда-то он сказал Хеймитчу и Китнисс (было это во время Тура Победителей), что ему не нужны советчики, что ему нужно только одно: знать, во что он ввязывается. Сейчас он не знает, во что ввязывается и, похоже, никто не захочет ему помочь узнать. Но это что-то, очевидно, играет очень большую роль не только в его жизни. Он чувствует себя шахматной фигурой, которая лишилась управляющего ею игрока и теперь не знает, какой шаг из всех возможных будет самым верным, потому что не видит расстановки остальных фигур на доске. Но этот шаг нужно сделать, сделать сейчас. Эта поспешность всегда раздражает.

В кабинете за его отсутствие произошли некоторые изменения. Энорабия пригубила вина из только что открытой бутылки, а министр связи несколько подобрел, рассматривая рисунки спокойной Каролины, не разделяющей восторгов своего покровителя.

- О, ты замечательно рисуешь, - убежденно восклицает Эффи, но ее мнение для внучки мертвого президента вообще не играет никакой роли.