Привычка выживать (СИ)

Китнисс слушает невнимательно, но вздрагивает, когда доктор замолкает, позволяя говорить записи, транслируемой на одну из стен палаты. Записи с Жатвы, на которой она, Китнисс Эвердин, в нежно-голубом платье с истерикой в голосе вызывается добровольцем.

- Доброволец из Двенадцатого Дистрикта, - подытоживает Аврелий бесстрастно. – О, будь я аналитиком Голодных Игр, я бы уже почувствовал неладное. Но я в то время был заживо похоронен в Тринадцатом Дистрикте, а новости туда пусть и поступали, но все же с большим отрывом от реальности. Я бы ни за что не поставил на тебя, девочка. Даже после твоего интервью, на котором ты выглядела не более чем милой. Я не смог поверить, что ты – Огненная Девушка. Ты не казалась испуганной или жалкой, такой, какой кажешься сейчас, но я никогда не видел в тебе силы. Зато я увидел Пита, как ни странно. Все отчего-то смотрели на тебя, потому что он говорил о тебе. Он был голосом, но ты была лицом, на которое устремляли свои взгляды. Твое имя кричали после вашей победы, твое имя выкрикивала толпа на премьерном показе Квартальной Бойне, и ставки делали, прежде всего, на тебя. Ты хочешь поговорить со мной об этом, девочка? Ты можешь объяснить мне, что видели они все в тебе такого, чего я не видел в тебе? Ты можешь просветить меня, как тебе удалось всех обмануть? – Аврелий говорит уже тише, внушительнее, и Китнисс закусывает губу, не показываясь из-под сооруженного ею убежища. – Нет, ты не можешь. Это была какая-то иллюзия, и эта иллюзия свела с ума весь Панем. Ты так неубедительно играла в любовь, что тебе поверили только жаждущие чего-то нового капитолийцы. Ты выжила благодаря идее со смертельными ягодами, и бросила тем самым искру в Дистрикты, к тому моменту представляющие собой сухой обезвоженный хворост. Но потом началось самое интересное – ты стала лгать. Бессовестно, но очень убедительно.

Голос Китнисс искажен записью, но девушка покрывается испариной, слыша его со стороны.

На записи она выкрикивает только имя.

В реальности она не выдерживает.

- Выключи, - вскакивает с кровати и нависает над доктором, еще не зная, что именно может использовать против него. Доктор качает головой; голос с записи им обоим едва не разрывает перепонки.

- Ты отвечаешь на вопросы, я выключаю запись, Китнисс.

Каким-то образом ему удается не просто увернуться от пощечины, но и перехватить руку пациентки.

- Ты слишком слаба, Китнисс. Тебе не справиться даже со мной, - улыбка кривит его губы, и руку Китнисс поспешно убирает, признавая его правоту. - Уговор? – спрашивает доктор еще раз.

- Пошел ты, - отвечает победительница Голодных Игр, пытаясь думать о чем угодно, только не о том, что вся эта ситуация возвращает ее мысленно на Арену Квартальной Бойни.

А потом она действительно возвращается на Арену, потому что имя, которое она выкрикивает на записи, меняется. Сердце начинает биться как сумасшедшее, в глазах темнеет. От накативших чувств девушка теряет равновесие, и повторяет имя своей сестры, вторя записи, только шепотом, не делая никаких пауз. Доктор держит ее за руку, и во взгляде его нет ничего человеческого. Мучения не заканчиваются даже тогда, когда в палате наступает оглушающая тишина.

Китнисс шепчет.

- Прим. Прим.

Аврелий возвращает ее к реальности пощечиной.

- Это может продолжаться целыми сутками, - говорит спокойно. – Я прошу от тебя совсем немногого – отвечать на мои вопросы. Уговор?

Китнисс не может думать. Китнисс не может говорить. Слезы текут по ее лицу, и она не пытается остановиться. Бездна отчаяния, из которой она не может выбраться, становится темнее и безысходнее. Вокруг нее сгущаются призраки со смазанными лицами. У них нет голосов, но каждое их прикосновение оставляет на коже ожог. Она понимает – перед всеми ними она виновата.

Еще одна пощечина, и мир превращается в белую больничную палату. Она, сжавшись, лежит на полу, над ней склонился врач, который настойчиво предлагает ей играть по его правилам. Ей хочется вцепиться в его глотку зубами, но вместо этого она слабым голосом спрашивает, за что он так с ней? Что она натворила такого, чтобы поступать с ней так?

В лице доктора Аврелия проступает жестокость.

- Ты сама признала свою вину, ты назвала себя преступницей и вынесла себе приговор. Но, видишь ли, девочка, за преступления, совершенные тобой, недостаточно расплатиться своей смертью. За такие преступления ты будешь расплачиваться своей жизнью. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.

Он так и оставляет ее, валяющейся на полу, сгорбившейся, не помнящей себя от жуткой боли, которая вновь и вновь разрывает ей сердце. Он просит ее подумать над его предложением, и уходит, но его слова так и остаются в белой комнате, как кинжалы, делающие раны в ее душе еще более глубокими.

Жаль, но душа не может истечь кровью.

…