Привычка выживать (СИ)

Ее не смущает неподходящее освещение и ограниченное время. Ее не смущает ничто из происходящего, она присаживается на предложенный стул и смотрит на художника прямо и чуть вызывающе. Она не собирается молчать, но она не желает, чтобы ей отвечали. Пит видит все это по ее сосредоточенному лицу, по тому, как она наблюдает за ним. Он чувствует если не ненависть, то ее раздражение, и решает помалкивать и ждать, что произойдет позже. В последнее время его вынуждают действовать по одной и той же схеме. Плыть по течению и не сопротивляться.

- Ты нравишься Энни, - говорит миссис Эвердин, скользя по художнику оценивающим взглядом. – Ты нравишься Хеймитчу, хотя он никогда не признается в этом, хотя он знает, что ты – капитолийский переродок. Я никогда не доверяла Хеймитчу полностью, но он дважды помог моей дочери выжить на Арене, и я ему благодарна, но все еще не верю ему. Я знаю, Плутарх готовит всех вас к чему-то, но я не знаю, к чему. Не думаю, что мое мнение будет кому-то интересно. Моя дочь никогда не спрашивала моего мнения. Тебе всегда было плевать на мое мнение, хотя тогда ты, кажется, был во всем добропорядочным человеком, Пит, - его имя в ее устах неприятно режет слух, Пит бросает быстрый взгляд, но больше старается не отвлекаться. – Доктор Аврелий, насколько я знаю, излечил тебя от охмора, и ты больше не будешь причинять моей дочери боли. Впрочем, я видела, на что способен доктор Аврелий, - в глазах матери, похоронившей своих дочерей, появляются слезы, - и у меня нет никаких причин верить ему. Быть может, он действительно вылечил тебя от охмора. Но, вылечив от одного, он должен был пробудить в тебе что-то еще более страшное, - говорит она медленно, и смотрит на него пристально, будто желая увидеть то самое «еще более страшное», о котором говорит с таким убеждением.

(- О, - восклицает мертвый президент из своего темного угла, - эта женщина не так проста, как нам обоим казалось. Должно быть, мы слишком рано списали ее со счетов.)

Пит мысленно отмахивается от его замечания, но мысленно вынужден согласиться с ним. Миссис Эвердин меняет позу, ей все равно, закончен ее портрет или нет, ей хочется подышать свежим воздухом, и она быстрым шагом подходит к окну. Пит мысленно воспроизводит ее лицо, как делал прежде, еще до охмора, будто в прошлой жизни, когда рисовал по памяти Китнисс Эвердин.

- Если ты причинишь ей боль, - каким-то отстраненным голосом говорит мать Китнисс, так непохожая на саму Китнисс, и что-то в ее лице медленно меняется, будто внутри этой потухшей женщины пробуждается давно спящая ярость, - я вернусь. Вернусь и покончу с тобой. Капитолийский ты переродок или нет, ты никогда мне не нравился.

Пит качает головой.

- Не проще ли закончить все здесь и сейчас? – спрашивает вызывающе.

Миссис Эвердин качает головой.

- Нет. Моя дочь вряд ли переживет новый удар. Тем более что, ударив тебя, я ударю ее. Ведь ты еще не знаешь, что тебя ждет. Даже она не знает, а я… - слабая беспомощная улыбка, - я, к сожалению, могу только догадываться.

Через несколько дней они вмести с Энни Креста возвращаются в Четвертый Дистрикт. Энни, обнимает Пита на прощание, напоминает с улыбкой об их общем секрете и прикладывает свой палец к его губам. Потом Энни машет кому-то за спиной Пита, и это вовсе не Хеймитч, хотя и Хеймитч, который вполне справедливо принял на себя последний прощальный жест, и мертвый президент, которому этот жест в действительности предназначался, машут в ответ. После того, как шаги двух женщин затихают окончательно, Хеймитч бьет два последних стакана о стену, и едва не переворачивает стол. Ему до зубного скрежета надоели прятки, в которые играет он, Плутарх и Китнисс, он озлоблен и почти сведен с ума трезвым образом жизни и обескровлен тем обстоятельством, что светловолосый карапуз Энни и Финника родится где-то далеко, и крестным отцом его будет совсем не Хеймитч. Пит наблюдает за бессильными попытками бывшего ментора что-либо изменить и молча наливает в последний оставшийся стакан оставшийся чудом коньяк. Они пьют, не закусывая, по очереди, и не обсуждают тревожное ощущение сгущающихся за их спиной туч.

Утром другого дня на пороге их квартиры оказывается живая и невредимая Джоанна. Одетая просто и безвкусно, но с блестящими глазами и привычно-острыми улыбками. Она не бросается на шею Пита с само порога, хотя подумав, все-таки бросается, но момент упущен, и выглядит это как холодный расчет, а не душевный порыв, но Пит и это может ей простить, потому что Хеймитч из-за шума вылезает из своей комнаты, и взгляд на Мейсон бросает нехороший.

Джоанна, впрочем, сама нарывается на грубость.

- Если хочешь ударить – ударь, - говорит с очевидным вызовом.

- Сегодня тебе везет, солнышко, - отвечает Хеймитч, не скрывая угрозы, но активных действий не предпринимает.