Приз

– Это только звучит красиво, – усмехнулась Маша. – на практике получается ужасно. Человеку меняют имя. иногда внешность, переселяют в другой штат. Он рвет все свои прежние контакты. Работа, друзья, семья – все остается в прошлой жизни. Некоторые начинают сходить с ума от одиночества, пытаются покончить с собой, сбежать Говорят, лучше смерть, чем такая жизнь. Самый надежный способ защиты свидетелей – это как можно скорее поймать преступников. Кстати, ты поймал убийцу писателя Драконова?

– Задержали одного наркомана, но пока ничего не ясно

– Есть какая-то связь с мемуарами генерала Колпакова?

Арсеньев резко развернулся к Маше.

– Ты откуда знаешь про мемуары?

– Действительно, откуда я знаю? – Маша нахмурилась. – Наверное, из Интернета, – она помолчала, подумала немного и радостно добавила: – Ну конечно! Я знаю о мемуарах от самого Драконова!

– Как это?

– Нет-нет. мне покойник не являлся. Просто два года назад я разговорилась с ним на какой-то презентации. Он тогда писал роман-биографию бандита Хавченко. На фуршете писатель крепко выпил. Узнал, что я американка, и стал толкать антиамериканские речи. Он пытался меня убедить, что во всех бедах второй половины двадцатого века виноваты США. Все происки ЦРУ, в том числе война в Афганистане и нынешний терроризм. Когда он рассуждал про Афганистан, постоянно упоминал своего близкого друга, генерала Жору, героя афганской войны, говорил, что у него осталось много уникального материала, генеральских воспоминаний, и он обязательно напишет книгу Спрашивал, нет ли у меня знакомых издателей в Нью-Йорке

– Погоди, он называл генерала Жору своим близким другом? – перебил Саня.

– Ну да, они были знакомы лет двадцать. Драконов помнил Вову Приза, генеральского племянника, маленьким мальчиком, бывал на даче, на той самой, что здесь неподалеку.

– Ты уверена, что он не сочинял?

– Зачем?

– Ну, не знаю, иногда люди фантазируют, окружают себя всякими солидными друзьями и знакомыми, чтобы придать себе весу.

– Ой, брось,—Маша поморщилась,—кто такой этот генерал Колпаков? Что от него осталось, кроме племянника?

– Кроме племянника, который уверял меня, что его дядя не был знаком с писателем Драконовым. – пробормотал Саня.

– Врет.

– Зачем?

– А ты спроси: господин Приз, зачем вы врете? Потом расскажешь, что он ответит, – Маша зевнула, взглянула на часы. – Рязанцев меня убьет.

Они как будто тянули время, прятались друг от друга за разговорами. Беседовали вроде бы вполне живо, о важных и серьезных вещах, но избегали встречаться взглядами. Фразы звучали слегка фальшиво, а паузы делались все длинней и напряженней.

– Когда приедет группа, можно будет отправить тебя к Рязанцеву на какой-нибудь машине.

– Нет.

– Почему?

– Я хочу поговорить с женщиной, которая нашла Василису И с участковым

– Маша, ты можешь мне объяснить, зачем тебе все это нужно? – Арсеньев решился, наконец притронуться к ее щеке Он хотел видеть ее лицо и просто убрал за ухо выбившуюся прядь

Она вся сжалась, укуталась в плед, как в кокон.

Что-то новое появилось в ее лице. Оно стало грустным, безнадежно грустным. Крайняя степень усталости и шок после пепелища Он только так мог объяснить себе ее застывший взгляд, стиснутые зубы.

– Я не могу сейчас ответить. Нужно – и все. Я должна знать.

– Что именно?

– О, Господи. Саня, не мучай меня, я сама не понимаю, что именно Пока все только на уровне ощущений, догадок. Знаешь, как говорят: если кажется, креститься надо. Вот я только и делаю, что крещусь.

– Помогает? – натянуто улыбнулся Саня.

– Как правило, да.

– Два года назад у тебя тоже были ощущения, догадки. А потом мы поймали убийцу. У тебя потрясающая интуиция.

– Спасибо. Кстати, как там дальше развивались события? Я же ничего не знаю.

– Наш маньяк Феликс Нечаев получил пятнашку: Даже заседания суда он умудрялся превращать в ток-шоу. Корчил рожи, рассуждал о подсознании, сублимации, депривации. о самках орангутанга, фаллической символике, губной помаде и постмодернизме. Несколько раз, с новыми подробностями, рассказывал туманную историю о том, как в ноябре восемьдесят пятого нашел свою Лолиту в подмосковной лесной школе, но она упорхнула от него в окно, как бабочка, и с тех пор вся его жизнь превратилась в поиски этого волшебного образа

– Бедный старик, – вздохнула Маша

– Ты о ком? – удивился Арсеньев

– О Набокове. Он написал гениальную книгу Вряд ли он мог предположить, что потом многие годы разные ублюдки, уголовные и литературные, будут использовать ее страницы в качестве красивых оберток, в которые так удобно заворачивать собственное дерьмо

– Я не читал, – покачал головой Арсеньев. – я не хочу читать, как взрослый мужик развращает ребенка Даже если это гениально написано.

– Книга ни в чем не виновата. Ну ладно, —она улыбнулась, – о Набокове мы с тобой потом поговорим. Ну и как сидится Феликсу?