— А разве те, кто придерживается вашей идеологии стесняются использовать это сакральное, святое и ужасное слово, имя последнего и самого жестокого арбитра природы, того, кто под ритм воинских маршей и звон стали создает и разрушает державы, того, кто из крови и пепла рождает и уничтожает цивилизации, кто является окончательным и ужасающим трибуналом, на котором судьями выступают походы и набеги, приказы и команды, победители и жертвы, ужасы и триумфы, слава и позор, нежность и жестокость, лучшее и худшее, возвышенное и низкое, великое и презренное, любимое и ненавистное. Это время, когда боги и демоны глядя в зеркала, видят друг друга. Не осмеливаются ли приверженцы вашей идеологии использовать это слово, это имя самого страшного и ужасного из всех событий, для своих тривиальных, претенциозных, абсолютно безопасных, лишенных какого-либо риска, никчемных махинаций, для своих мелочных политических угроз и маневров, для своего жульничества и обманов, направленных на то, чтобы исподволь лишить целую половину человечества ее неотъемлемых прав?
Мужчина замолчал, и на некоторое время в комнате повисла пугающая тишина.
— Итак, — нарушил он молчание, — если это — война, то та, которая для тебя закончилась. Ты проиграла. Ты завоевана. Ты попала в плен, и по древней, освященной веками традиции настоящей войны Ты стала рабыней победителя. Ты — трофей, смазливая девка, пойми это, а трофеи всегда принадлежат победителю! Так что бойся, феминистка, дрожи от страха!
— Я не феминистка! — воскликнула она. — Это теперь в прошлом!
— Это теперь настолько в прошлом, что Ты вряд ли сможешь себе представить насколько, — усмехнулся мужчина. — Где Ты находишься?
— Я на планете Гор! — выкрикнула она.
— Ну так почувствуй, что Ты находишься на планете Гор, рабская девка, — зло бросил мужчина.
И в следующий момент на спину Эллен обрушился ливень ударов плети. Она кричала, верещала, визжала, царапала мрамор, крутилась с живота на бок, на спину и назад, пыталась закрыться от ударов. Она задыхалась от боли и рыданий.
— Вот так чувствуют себя маленькие феминистки под плетью, — усмехнулся он, остановившись и переведя дыхание.
— Нет! Я не феминистка, — прорыдала женщина. — Я — рабыня! Ваша рабыня! Пожалуйста, не бейте меня больше, Господин! Пожалуйста, пожалейте свою рабыню!
Но он не пожалел. Снова и снова на нее посыпались удары кожаного жала, выбивая из нее вопли и слезы, заставляя дергаться и извиваться перед ним на полу.
— Ну что, почувствовала себя собственностью? — прорычал ее мучитель.
— Да, Господин! Да, Господин! — выдавила она из себя сквозь рыданья.
Теперь она была выпоротой рабыней, и у нее больше не осталось никаких сомнений, что она — собственность. Она только что была избита своим господином и с ужасом ожидала следующих ударов.
Но их не последовало. Мужчина отбросил плеть в сторону и сердито буркнул:
— Эта порка была ничем. Это не была пятиременная гореанская рабская плеть. Ты даже не была привязана к кольцу.
Эллен, скрючившись лежавшая на боку, в ужасе подняла на него глаза. На ее теле горели ярко-красные полосы.
— А разве тебе кто-то дал разрешение изменить позу? — язвительно полюбопытствовал ее бывший студент.
Женщина немедленно вытянулась и перекатилась на живот, принимая прежнее положение.
— Интересно, как скоро Ты начнешь умолять о том, чтобы тебе позволили доставить удовольствие мужчине? — проворчал он.
Женщина прижалась мокрой от слез щекой к мрамору. Она никак не могла унять рыданий.
— Я сделал тебе возраст, с которым Ты будешь не больше чем пустышкой на невольничьем рынке, — ухмыльнулся ее бывший студент, презрительно разглядывая ее с высоты своего роста. — Правда, следует признать, довольно смазливой пустышкой. Охрана!
На его зов тут же открылась дверь, и в комнате появился охранник, дежуривший в коридоре.
Одетый в коричневую тунику молодой человек, владелец девушки, только что избитой плетью, ткнул пальцем в рабыню, валявшуюся у его ног.
— Это — Эллен, — сообщил он. — Анклет можно снять. Но, разумеется, прежде проследи за тем, чтобы ей выжгли клеймо и надели ошейник.
Охранник приблизился, склонился над ней и рывком вздернул юную рабыню на ноги. Женщина словно оцепенела, какая-то ее часть все еще не могла поверить в случившееся. Мужчина разрешил ей нагнуться и подобрать свою маленькую тунику, но не надеть не позволил. Затем охранник указал, что она должна идти впереди. Покинув комнату Эллен, на плохо слушавшихся ее ногах, то и дело, спотыкаясь, вздрагивая от рыданий, проследовала к своей клетке.
Глава 11
Ужин в необычной комнате
— Какая она маленькая смазливая штучка! — рассмеялась женщина. — Она что, будет нас обслуживать?
— Да, — кивнул Мир.
— Какие вы все-таки мужчины — монстры! — хихикнула женщина.
Эллен низко склонившись, расставляла на столе тарелки с закусками и маленькие фужеры для вина. Она накрывала стол для ее хозяина Мира и его гостей, мужчины и женщины. Тутина тоже была здесь. Она сидела в кресле, обитом пурпурной тканью, стоявшим поблизости от места действия.