Призма Сердца

– Нет, нет, – мотал головой Храт, чувствуя, что лучше бы он прямо сейчас умер от переломов, чем от ощущения, что он был не спасителем, а тем, кого пытались спасти. Но эта затея вдребезги провалилась, поскольку он из раба сам стал господином, правящим страхом и ложью, возводя эти два инструмента в Абсолют, приносящий ему одному баснословную власть, а остальным – лишь годы ожиданий и унижений, которые кто-то коротал в имперских темницах, а кто-то ещё наслаждался свободным воздухом Империи и втайне от самого себя ждал дня, когда на пороге дома появятся гвардейцы.

Харт перевернулся в луже, разросшейся от дождя в неглубокой ямке у подножья холма, с которого свалился, и нырнул лицом в эту грязь, пытаясь хоть таким образом спрятаться от ужасающих образов, возникающих перед ним, однако это нисколько не помогло, поскольку они рождались ни где-то снаружи, а внутри головы Стивена.

– Прочь! – закинув обезображенную грязью и ссадинами с порезами голову, заорал Харт, чувствуя, как начинает рыдать, когда тысячи лиц прямо или косвенно убитых им людей стали бомбардировать его рассудок. Нет, мертвецы не ожили и не стали мстить расшатанному мозгу их мучителя, они оставались такими же безмолвными, но заговорил другой голос, внутренний наблюдатель самого Харта, который на сей раз смог донести до понимания заигравшегося маленького ребёнка простую истину, что его тотальный эгоизм в итоге приведет к бесконечному разочарованию и одиночеству, поскольку человек не может быть счастлив в мире, где есть страдания, ведь он и есть все те самые люди, что страдают. Их мысли и чувства проносились в голове Харта, которую он с остервенением опускал и поднимал из грязи, каждый раз вымаливая прощения у несуществующих богов, тщетно думая, что словами можно исправить то, что смывается кровью самопожертвования. Тут Император поджал ноги и захныкал, как ребёнок, вновь почувствовав, как страх налетает на него. Если он попытается освободить рабов и пожертвовать жизнью ради других, идя наперекор своему учителю и друзьям по бизнесу, Стивен понимал, чем это закончится – его просто убьют, объявив засланным агентом Конгресса, который может косвенно подтвердить и принести извинения за грязный шпионаж. Благо, связи хозяина Стивена позволяли провернуть эту афёру. – Однако, кто поверит в этот бред? – подумал Харт и зарыдал ещё больше, – ведь люди поверили или сделали вид, что на них действительно напали шаманы, и отдавали сначала с энтузиазмом своих детей в мясорубку войны ради эфирных недр земли Утконоса. Однако затем их пыл поубавился и все увидели чудовищность и нелепость предлога войны, но было уже поздно. А признать свою слепоту и ненависть не хватало сил практически ни у кого, кроме…

– Гел, ты была права, – сотрясаясь от рыданий, прохрипел Харт, доставая кольцо, которое, как он надеялся, она однажды будет носить, – ты была права насчёт всего, – дрожащей рукой держа над собой зацикленный круг эфира, плачем сотрясал пригородный лес Император, – мы все просто ничтожества, у которых не хватает духу справиться со своими страхами и жадностью, которая стала результатом нашей чудовищной жестокости, в конце концов ударит по каждому, кто прямо или косвенно учувствовал в преступлениях этого века.

Сказав это, Харт, несмотря на всё продолжающую сдавливать его сердце боль, ощутил некоторое облегчение, и это даже позволило ему подняться и в какой-то момент обхватить самого себя руками. Это была не жалость по отношению к собственному ничтожеству, а отчаянная, безумная попытка полюбить себя, чтобы перестать ненавидеть всё живое и наконец, попробовать. Хотя бы попробовать остановить безумие войны, крови и лжи вокруг.