Призмы Шанбаала

Но стоило ли мне верить подруге, которая была аристократкой, которая была дочерью Прокурора, которая сама завязала дружбу первой, что ставило ее под подозрение, подруге, которая постоянно критиковала мою любовь поесть, и которая, судя по всему, не отличалась большим умом?

– Мой отец мне дорог, – честно сказала я.

Персефона завязала узелок на изнанке вышивки и серьезно кивнула. Серьезное выражение вовсе не шло ее лицу, но я ни разу не видела, чтобы она улыбалась.

– Ты поедешь в Академию? – я попыталась перевести разговор на нейтральную тему.

– Да, поеду. Буду делать вид, что учусь, – сказала она. – Я не могу не поехать.

– Почему?

Персик замялась. Она нервно принялась теребить край ткани пальцами, а потом отложила вышивку в сторону, покрутилась на месте, и вовсе засунула все свои швейные принадлежности обратно в изящную сумку, обшитую бисером.

– Потому что Вельзевул, – сказала она.

– Что Вельзевул?

Имя было знакомым, и я подумала о том Вельзевуле, которого видела по экрану телевизора и на фотках в сети. О Вельзевуле, который был младшим из сыновей-близнецов Миледи, и от старшего брата отличался только прической, да цветом огня в глазах, и тем, что его не звали «принц в кедах». О Вельзевуле, который был наследником, и без сомнения, носил в своем титуле «маркиз Каменной крови из рода Горгоны».

– Почему я должна тебе рассказывать? – застонала Персефона, откидываясь назад и запрокидывая голову. – И почему я думаю, что должна тебе рассказать?

– Потому что мы друзья, Персик, – спокойно ответила я. – У тебя раньше друзей не было?

– Раньше по моим друзьям птица Рах прилетела, – она выправила волосы, и хвост красивой шелковой лентой повис в воздухе. – И я не собиралась дружить с какой-то там полукровкой.

Я ощутила приступ злости, но подавила его. Бессмысленно на нее обижаться. Она прямая, пожалуй, слишком прямая для девушки, дожившей в Загранье до ее лет, но это даже хорошо. Тот, кто мыслит прямо и говорит, что думает, обмануть не может. Быть может за эту ее прямоту я ей и поверила. А не за причесанные волосы, перешитую одежду и разговоры о пустом.

– Лорд тьмы Вельзевул, нулевой герцог Престола, маркиз Каменной крови, из рода Горгон, – четко проговорила она. – В нем проблема.

– Ты во что-то влипла? – я повернулась к ней всем телом, подгибая одну ногу под себя и ставя локоть на спину скамьи.

«Принц из правящей династии», – мысленно простонала я. Не нравилось мне это.

– Можно и так сказать, – она села прямо, поворачиваясь ко мне, и чинно складывая руки на коленях. – Я должна радоваться, наверное, но не радуюсь. И Левиафан мне нравился больше.

Она не стала продолжать, уходя от разговора в манере Персефоны – раскрывая сумочку и принимаясь поправлять макияж. Обведя губы помадой, она бросила искоса на меня взгляд, но я не стала заставлять ее говорить дальше. Слишком уж много боли я причинила ей за этот разговор. Не стоит лезть дальше ей в душу, и уж тем более щипцами у нее вытаскивать, что у нее там за любовный треугольник с сыновьями Миледи.

– Тогда учиться будем вместе, – я подперла голову рукой. – Что вообще изучают в Академии?

У нее расслабилось лицо, стоило ей понять, что продолжения разговоре о Вельзевуле не будет. Сердце мое тревожно пропустило пару гулких ударов, в голову полезли предположения. Чему она должна радоваться, но не радуется? Он ее как-то обидел? Принуждает к чему-то? Или что-то, о чем я даже думать боюсь?

– Дэвологию, – Персефона убрала косметичку в сумку, достала бутылку воды и принялась пить, к моему удивлению, не оставляя на горлышке следов губной помады. – Это про анатомию и строение дэвов, ну, и про магические потоки тоже. Еще историю. Во Дворце шептались, что историк так просто бомбический! Некромагию, ну, это понятно. Темные искусства, конечно, чтобы управляться с магией. Иллюзии еще, – она уже начинала выглядеть расслабленной и слегка раздраженной, что для Персефоны значило, что она в порядке. – А, языки еще. Но на языки я тоже не хочу ходить. Мне эти языки еще дома осточертели, талдычишь и талдычишь одно и тоже.

– Я тоже туда не хочу, – я рассмеялась. – А можно не ходить?

– Не-а, – она сделала еще глоток воды. – Ругать тебя никто не будет, и бегать за тобой тоже. Просто выгонят, и потом ничего в жизни не добьешься.

– Это да, у нас без образования никуда, – сказала я.

– Мама говорила, что после Восстания там всё уже привели в порядок, даже деревню для студентов обратно отстроили. Домики там не ахти, но тут как всегда в Загранье… в этом мире по-другому и быть не может.

– Что не так с домиками?

– Они почти все из реальных иллюзий состоят, поэтому, когда старшаки выезжают, всё ветшает быстро, мебель исчезает. Приходится самим все создавать.

Я подняла вверх левую руку, сосредоточилась, зажигая на ней крохотный магический огонек. Магия давалась мне с трудом, и доктор назначил мне даже несколько дополнительных обследований, но пришел к выводу, что это из-за того, что у меня таланта к колдовству нет. Больше он ничего говорить мне не стал, лицо выглядело непроницаемым.