Возникло то настороженное, крайне тяжелое состояние, которое легко приводит к взрыву. И муж и жена тщательно обдумывали каждую фразу, прежде чем ее произнести. Старались быть спокойными. А получалось всё не так. И обдуманные фразы на самом деле были как раз теми, которые вовсе не стоило произносить. И спокойствие было деланным.
Сурайе хотела было рассказать о посещении Мухтара. В самом деле, для чего это скрывать? Мужа надо предупредить. Но вот ведь зачем-то свалила на детей, а до того постаралась оправдаться, и придумала, что хотела проветрить квартиру…
Анвару явно не по себе. Придирается к чаю и тоже, наверное, хочет отвлечь, оттянуть возможный разговор и нарастающую ссору.
Теперь уже просто невозможно рассказать о Мухтаре. Придется вернуться к этому завтра. Сейчас нужно… да, да, обязательно нужно скрыть кипящую в сердце ревность. Взять себя в руки…
— Это такой чай, такой сорт. Я высыпала чуть ли не полную пригоршню… Вот удивительно — сорт один, и упаковка такая же, но в разных партиях разный чай. — Она вцепилась в эту тему и готова была прочитать лекцию о чае, только бы не возвращаться к тому страшному, что витает в воздухе. — Этот чай надо бы подольше кипятить. А вообще хороший сорт, девяносто пятый номер, самаркандской фабрики. Ароматичный. И горечь у него не резкая… — Что еще можно сказать о чае? Только бы не молчать. — Я заметила, что некоторые сорта окрашивают посуду, потом ее трудно мыть.
Анвар с благодарностью посмотрел на жену. За это время и он немного успокоился, привел свои чувства в порядок, стал естественным, плотнее уселся на стуле, сделал глоток чаю…
— Это бывает, — сказал он, — еще и в тех случаях, когда чай долго стоит. Он как бы перерождается: теряет вкус и дает осадок. Химия.
— Хотите, я заварю свежий?
Анвар промолчал. Сделал несколько глотков. Подумал, что зря сказал о том, что чай стоял долго. Жена может обратить на это внимание: чай ждал его. Но Сурайе уже овладела собой.
— Вот, попробуйте пирожки. Подруга принесла. Прямо во рту тают. Тесто слоеное и рассыпчатое.
— Я не голоден. А вот если что-нибудь сладкое…
— Вот айвовое варенье…
— А набот[14]
есть?— Есть, есть!
Сурайе подбежала к сундуку с продуктами, откинула крышку и положила на блюдечко куски набота. И, все-таки, когда ставила блюдце на стол, не сумела скрыть дрожь руки.
— Я вижу, ты скрываешь волнение, — сказал Анвар голосом полным участия. — И немного побледнела. Может быть, обиделась на мою резкость? Если я тебя обидел — прости. Знаешь, как это бывает… Были там, на партсобрании вопросы, которые всегда меня нервируют. Поспорили бригадиры …Почему-то я, учитель, должен всегда их разнимать…
— Нет, я не обижаюсь, — опустив голову, проговорила Сурайе, — и тоже раскаиваюсь. Беспричинно тоскуя и беспокоясь, я вышла на улицу… Испугала нашу гостью. Извините меня.
Лучше бы Сурайе ударила его или обругала! Анвару захотелось тут же признаться во всем. Признаться в том, что душу его охватила влюбленность, необъяснимое и неосознанное состояние приподнятости. Но тут же он нашел себе оправдание: «Я не имею права говорить о том, что затрагивает не одного меня. Зайнаб уедет — тогда я, конечно, всё расскажу Сурайе, а сейчас… Могу ли я рисковать спокойствием гостьи? И могу ли поручиться, что Сурайе правильно меня поймет — не увидит в моих поступках измены?» И все же он понимал, что не сказать ничего тоже нельзя. Обратить всё в шутку? Он обнял жену и, стараясь глядеть ей прямо в глаза, улыбнувшись, проговорил:
— Мы такие ревнивые, мы приревновали к маленькой инспекторше…
— Что, что? Приревновала?! — воскликнула Сурайе, рассмеявшись. — Ну, уж нет! Мы с вами пережили это время. Вы старик, а я старуха! Ни вы девушкам не нужны, ни мне данным давно никто не нужен.
— Ах, вот оно что! — с шутливой серьезностью ответил Анвар и погрозил пальцем. — Знаем мы таких старушек! Если появляется в доме молодой мужчина — она сразу начинает прихорашиваться… Но, в порядке самокритики, должен признать — я не остаюсь равнодушным, если на меня поглядывают девушки.
— На вас поглядывают? — Сурайе опять рассмеялась, хотя в глазах ее вновь появилось затаенное подозрение. — Ох, вы, луноликие юноши!
И выражение это пришлось так кстати, так понравилось Сурайе, что она искренне и очень громко расхохоталась. Невольно и Анвар рассмеялся. Тут раздался стук в дверь, вошла Зайнаб.
— Услышала, как вы веселитесь и позавидовала… Расскажите, расскажите, если это только не секрет.
— Да это вот он! — продолжая смеяться, ответила Сурайе, — такое наговорил, что умрешь с хохоту…
Но Анвар уже не смеялся. Он задумался, поглядывая то в лицо Сурайе, то в лицо Зайнаб…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ