Признание Лусиу

Но выполнить такое решение оказалось для меня невозможным. Мужество оставило меня, когда я догадался, что буду страдать намного сильнее, намного изощрённее, если колдовство угаснет, чем если оно продолжит меня насыщать.

И я ухватился за другую надежду: бежать.

Я укрылся на неделю у себя дома и только и делал, что ходил кругами по комнате. Вскоре посыпались записки от моего друга, и так как я ни разу ему не ответил, то в один из дней он сам навестил меня. Ему сказали, что меня нет, но Рикарду, не слушая, ворвался в мою комнату и закричал:

– Дружище! Что, чёрт возьми, всё это значит? Снова рядитесь в неврастеника? Сделайте одолжение, немедленно одевайтесь и идёмте ко мне.

Я не нашёл ни одного довода, ни одного предлога отказаться. Только улыбнулся, отвечая:

– Не стоит внимания. Это всё мои причуды…

И в тот же момент я решил больше не бежать прочь от бездны; отдаться течению и плыть туда, куда оно меня вынесет. С этим решением ко мне вернулась полная ясность сознания.

Я пошёл с Рикарду. За ужином разговор шёл только о моём «чудачестве», и больше всех пытался острить над этим я сам.

Марта была прекрасна в тот вечер. Она надела чёрную шёлковую блузку с глубоким декольте. Зауженная юбка позволяла предугадать скульптурную линию её ног, почти обнажённых внизу благодаря открытым туфлям и чулкам из металлических нитей, сквозь ромбовидный рисунок которых просвечивала кожа…

И впервые за ужином я сел рядом с ней, так как поэт отказался сесть на своё обычное место, сославшись на сквозняк…

* * *

Какими были две недели после этого вечера, я не знаю. И всё же моя ясность сохранялась. Никакие странные мысли не ранили мой разум – ни сомнения, ни раскаяние… И всё же я сознавал себя насильно уведённым, блаженно заключённым в какое-то световое облако, которое окутывало меня со всех сторон и притупляло мои чувства, хотя я ясно отдавал себе отчёт в том, что они у меня в полном подчинении. Как будто я хранил свой разум в ящике стола…

………………………………………………………………………………

Спустя два вечера после моего возвращения её руки впервые очень естественно встретились с моими…

Ах! какими пурпурными были сегодня те часы, что мы провели наедине друг с другом… Наши слова превращались – по крайней мере, я полагаю, что так – в бессвязные фразы, за которыми мы скрывали то, что чувствовали и всё ещё не хотели раскрывать, не из-за какого-то опасения, а исключительно из-за извращённого желания чувственности.

Так, однажды вечером, не говоря ни слова, она охватила мои пальцы и погладила ими свои соски, возбуждая их так, чтобы они взъерошили рыжую ткань шёлкового кимоно.

И каждый вечер приносил новое безмолвное наслаждение.

То мы впивались друг в друга зубами, то она протягивала мне обнажённые ноги, чтобы я их грыз, или трепала мои волосы; давала мне искусать её гримированное лоно, её сладострастное чрево в лиловых узорах…

И лишь после стольких раскалённых изысков, после стольких распутных экстазов, не в силах больше продолжать наши извращения, мы на самом деле отдались друг другу.

Был грустный, дождливый, чёрный февральский вечер. Четыре часа. Я грезил о ней, как вдруг чаровница возникла передо мной…

Я вскрикнул от удивления. Марта, однако, тут же закрыла мне рот жалящим поцелуем…

Тогда она впервые пришла ко мне домой, и я восхищался собой и опасался её смелости. Но я не мог ей этого сказать: она всё время страстно целовала меня…

………………………………………………………………………………

………………………………………………………………………………

Наконец наши тела переплелись, распутно содрогаясь в огненном вожделении…

… Но на самом деле не я обладал ею – это она, полностью обнажённая, она, да, она обладала мной…

………………………………………………………………………………

Вечером, как обычно, я ужинал в доме Рикарду.

Любопытным было моё душевное состояние: ни капли раскаяния, ни тени смущения, ни облака сомнения. Напротив, я давно не видел себя в таком приподнятом расположении духа. Даже мой друг это заметил.

Тем вечером мы оба обстоятельно беседовали, чего давно уже не случалось. Рикарду как раз в этот вечер закончил свою книгу стихов. Поэтому он нас не покидал…

… И, погружённый в задушевный разговор, я даже забыл золотую интермедию. Оглядываясь вокруг, мне ни разу не пришло в голову, что Марта благополучно сидела рядом с нами…

* * *

На следующее утро, проснувшись, я припомнил одно странное замечание поэта:

– Знаете, Лусиу, что сегодня мне привиделось нечто невероятное? Это было вечером. Часа в четыре… Я дописал последнюю строчку. Вышел из кабинета. Направился к себе в спальню… Случайно взглянул в зеркало гардероба – и не увидел себя в нём! Правда! Я видел всё вокруг; всё, что меня окружает, я видел в зеркале. Только не видел своего отражения… О! представьте, как я был поражён… какое мистическое ощущение пронзило меня… А знаете что? Я не испытал страха, я испытал гордость.