Признание разведчика

Как я уже отмечал, сам президент Кеннеди считал мои встречи со Скали важными. После гибели президента многие из его команды опубликовали мемуары о работе в Белом доме. Немало места в них они уделили Карибскому кризису. Роберт Кеннеди, М. Банди, А. Шлезнигер, П. Сэлинжер и другие в своих воспоминаниях описали мои встречи с Джоном Скали в кульминационный день кризиса 26 октября 1962 г. Отмечали, что после этих встреч кризис был быстро разрешен. О Карибском кризисе написаны многие десятки книг и исследований во многих странах. Среди них выделяется книга «На грани войны» видного ученого Джеймса Блайта, имевшего доступ ко многим правительственным документам, в том числе к личным архивам президента Кеннеди и его брата Роберта. Джеймс Блайт также отметил важное значение встречи Фомина-Скали для разрешения Карибского кризиса. А подаренной мне книге Джеймс Блайт написал следующих автограф:

21 января 1989 г.

Александру Фомину — с моими наилучшими пожеланиями. Человеку, с которым я всегда хотел встретиться — личностью, сыгравшей важную роль в величайшем событии нашего времени. Я надеюсь, мы опять встретимся в Москве и у нас будет продолжительный разговор о Карибском кризисе.

Дж. Блайт.

Возвращаясь к событиям, связанным с Карибским кризисом, я часто задавал себе три вопроса и сам же отвечал на них.

Вопрос первый. Почему посол Добрынин не подписал 26 октября 1962 г. телеграмму, содержащую переданные президентом США через Джона Скали условия решения Карибского кризиса?

Мотивировка посла — он, мол, не мог это сделать, потому что МИД не давал полномочий посольству вести такие переговоры — просто несерьезная отговорка. Неужели сотрудники посольства должны лишь формально выполнять указания своего министерства и воздерживаться от инициативы, особенно в кризисные ситуации, когда технические средства, обеспечивающие связь посольства с Москвой, не поспевают за быстро меняющимися событиями?

Я думаю, что если бы Скали передал условия урегулирования конфликта кому-либо из МИДовских сотрудников, то Добрынин немедленно передал депешу по назначению за своей подписью. Мою же телеграмму он не подписал, так как это означало бы, что посольство стояло в стороне от улаживания Карибского кризиса. Кроме того, не исключено, что посол полагал: я не решусь посылать такую важную телеграмму в Центр, и тогда Белый дом будет вынужден обратиться со своими предложениями к нему.

В данном случае Добрынина подвел чересчур шаблонный, узковедомственный подход к жизненно важному вопросу.

Вопрос второй. Почему Белый Дом не передал, в рамках принятой практики, условия разрешения Карибского кризиса через посла?

Полагаю, что президент Кеннеди не хотел этого делать, так как в то время он неприязненно относился к Добрынину и Громыко. Дело в том, что накануне кризисной ситуации советский министр иностранных дел заверял хозяина Белого дома, Что СССР поставляет на Кубу только мирную технику, не представляющую никакой угрозы безопасности США. И что вообще Советский Союз не будет предпринимать никаких внешнеполитических шагов, которые бы осложнили советско-американские отношения накануне промежуточных выборов в Соединенных Штатах. Советский посол, естественно, вторил своему министру. После того как в Белом Доме получили документальные данные о советских ракетах на Кубе, заявление Громыко и Добрынина были расценены как преднамеренная ложь.

Об этом много писала американская пресса. Во время дискуссии за «круглым столом» в январе 1989 г. в Москве М. Банди и Т. Соренсен открыто обвинили Громыко и Добрынина в том, что они поставляли президенту Кеннеди ложные сведения.

Факт неприязненного отношения президента Дж. Кеннеди к советскому послу подтверждал сам Добрынин. В статье о Карибском кризисе, опубликованной в ноябрьском номере журнала «Международная жизнь» за 1962 год он пишет: «…сразу после Кубинского кризиса в Белом доме даже обсуждался вопрос о том, не настаивать ли перед Москвой о моем отзыве с поста посла в Вашингтоне как «сознательно вводившего в заблуждение правительство США».

Вопрос третий. Почему помощники президента Кеннеди — П. Сэллинджер, А. Шлезингер и другие в своих книгах скрывают, что предложение о мирном улаживании ракетно-ядерного конфликта исходило от президента Кеннеди? Почему они пишут, что впервые они, эти предложения, якобы были получены от советника посольства СССР Фомина?

Даже в тексте на мемориальной табличке в ресторане «Оксидентал» в Вашингтоне можно прочитать следующее: «В напряженный период кубинского кризиса (октябрь 1962 г.) таинственный русский мистер «X» передал предложение о выводе ракет с Кубы корреспонденту телекомпании Эй-Би-Си Джону Скали. Эта встреча послужила устранению угрозы возможной ядерной войны».