Другой фигурой, регулярно противопоставляемой Каину, является Ева. В пятой главе семнадцатой беседы на Книгу Бытия Златоуст представляет Адама и Еву как грешников, которые признаются {в том, что совершили}. Их признание имеет две формы. Оно совершается словесно, когда сначала Адам, а потом Ева после попытки спрятаться отвечают призвавшему их Богу и признают, что они действительно вкусили запретный плод. (Златоуст отмечает, что у мужчины Бог спросил: «Не ел ли ты от дерева?», а у женщины: «Зачем ты это сделала?», то есть потребовал от них признания, тогда как змею, чей грех непростителен, лишь сказал: «За то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами…») Но этому словесному признанию предшествовало другое, совершенное не словами, а сознанием и одновременно жестом. Как только Адам и Ева вкусили плод, они почувствовали себя нагими, устыдились и попытались себя прикрыть. Эта интерпретация стыда как формы признания существенна, и она проливает свет на то, что в девятнадцатой беседе описывается как бесстыдство, anaideia, Каина. Придавая этому стыду значение исповеди, Златоуст, во-первых, имеет в виду, что признание – это не просто сообщение человеком того, что он уже знает сам, другому, но что прежде всего оно является открытием для самого признающегося. И, во-вторых, он имеет в виду, что признание – это жест, который одновременно утаивает и показывает, а точнее – показывает, желая утаить. Желание утаить удостоверяет сознание человеком того, что он поступил плохо, а жест показа демонстрирует, что он не боится открыть свое сознание всем. Таким образом, в основе признания должна лежать игра стыда. Если нет стыда, что мы согрешили, и нет, следовательно, желания это скрыть, то нет и признания, а есть лишь бесстыдное прегрешение. А если стыд заставляет нас таиться, отказываться от признания и, подобно Каину, отрицать свое преступление, то такой стыд становится бесстыдством.