Признания

Как глупо! С чего вдруг им вообще говорить обо мне? Они, наверное, обсуждают «дело Лунатички». Чем больше информации о жизни этой девчонки я узнавал, тем чаще замечал, как внутри меня лопаются хрупкие мыльные пузыри. Я изобрел отличную вещь и попал в газеты, но моя мама не узнает об этом. Возможно, просто возможно, если я совершу преступление, моя мама наконец вернется за мной…

Такими были мое «детство», «психологические травмы» и мой «мотив» – по крайней мере, мотив моего первого преступления.

* * *

Преступления принимают всевозможные формы. Ограбления, поджоги, насилие… Но проделки школьника приведут только к тому, что учителя или полицейские прочитают ему скучные нотации, обвиняя во всем его родителей. В чем смысл приплетать отца или Миюки-сан?

Я больше всего на свете ненавижу бессмысленные вещи. Если и совершать какое-то преступление, то это должен быть серьезный проступок, о котором еще долго будут говорить все вокруг. Остается только убийство. Я могу взять кухонный нож и бегать по улице, размахивая им и крича, как сумасшедший, а потом пырну им продавщицу из овощной лавки… Я точно смогу привлечь к себе внимание, но в конце концов все начнут винить отца и Миюки за плохое воспитание.

Неужели газеты будут писать о влиянии этих идиотов на становление моей личности? Что может быть унизительнее, чем слушать, как мой отец рассказывает на всю страну о том, что был вынужден отселить меня в отдельный дом?

Нет, они должны обвинить во всем мать. Только так я мог быть уверен, что она придет за мной. Совершив свое преступление, я должен сделать так, чтобы все вокруг обратили свое внимание на нее. Что у нас было общего? Конечно же, наша гениальность. Мое преступление должно отражать мой ум и таланты, унаследованные от матери… Выходит, я просто обязан использовать свое собственное изобретение!

Изобрести что-то новое или поискать среди того, что уже есть? «Противокражный кошелек»! Профессор Сэгути уже привлек к нему достаточно внимания.

– Тебе помогал учитель? – спросил он тогда.

– Нет, моя мать.

После того как кого-то убивают, все неизменно интересуются орудием убийства. Ножи и биты – это скучно. Даже цианистый калий, которым пользовалась Лунатичка, можно заказать в интернете или выкрасть из школьной лаборатории. Другими словами, в подобных преступлениях нет ничего, что демонстрировало бы изобретательность убийцы.

Но что они скажут, узнав, что я, ученик средней школы, сам изобрел орудие убийства? К тому же его отметили на конкурсе научных изобретений. Журналисты поднимут шумиху, когда разнюхают об этом. Судьям конкурса придется давать комментарии; Сэгути, наверное, упомянет о том, что мне помогала мать.

Даже если этого не произойдет, мой отец наверняка расскажет о пагубном влиянии матери, чтобы отвлечь внимание от себя и своего дурацкого магазина. В конце концов, я сам укажу на нее. Расскажу о том, что вместо детских сказок о Момотаро[44] в детстве моя мать рассказывала мне об электронике, технике и великих изобретателях.

Представляю, какую реакцию вызовут мои откровения! Что скажет на это моя мать? Должно быть, заключит меня в объятия и извинится за все, что я пережил…

Определившись с орудием убийства, я начал искать жертву. У школьника в небольшом городишке мало вариантов: моя жизнь ограничивалась домом, школой и моей «Лабораторией». Если убийство произойдет у нас дома, то подозрения падут в первую очередь на отца, даже если кто-то найдет мое изобретение. Рядом со старым домом у реки никто больше не жил. Дети больше не приходили на берег играть, это было небезопасно, и мне не удалось бы провернуть все так аккуратно, как мне бы хотелось. Оставалась школа. Убийства в школах всегда широко освещаются в прессе!

Кого мне убить? По правде говоря, мне было абсолютно все равно. Меня не интересовали идиоты-одноклассники: я не знал имен половины из них. Не думаю, что была большая разница между убийством ученика или учителя.

Ученик средней школы убил учителя!

Ученик средней школы убил одноклассника!

И то и другое звучало неплохо… но как-то скучно.

Я задумался, что может заставить обычного человека совершить убийство? И тут же вспомнил мальчишку, сидевшего за соседней партой, который на уроке писал в тетради «умри». Он выглядел таким жалким, что мне хотелось нагнуться к нему и объяснить, что смерти здесь заслуживает именно такой неудачник, как он. Может, стоит выбрать жертвой его?

Но была еще одна причина, по которой я решил заговорить с ним: я отчаянно нуждался в свидетеле. Что хорошего в убийстве, если никто не сможет подтвердить, что его совершил именно я? Глупо сразу признаваться во всем самому. Мне нужен был человек, которого я посвящу в свой план, чтобы он затем рассказал обо всем полиции и прессе.

Не всякий подошел бы на эту роль. Я не мог выбрать человека с развитыми моральными принципами. Нужно было избежать любых случайных утечек информации, пока план не будет приведен в действие. И, конечно, мне нужен был кто-то, кому не противна сама идея убийства.