Признания

К тому же я должен был избегать тех, кто считал себя счастливее меня. Такие очень любят копаться в других и давать советы. «Зачем тебе убивать кого-то? Ты, наверное, несчастен. Расскажи мне, что случилось!» Все эти разговоры – глупая уловка, чтобы самим почувствовать себя лучше на фоне других.

К счастью, я с легкостью отбросил неподходящие кандидатуры. Мне хватило недели, чтобы понаблюдать за одноклассниками и понять, кто есть кто.

Я сразу вычеркнул полных идиотов и тех, кто любит погреться в лучах чужой славы. Были среди них дураки, что просили меня убрать пиксели со взрослых видео, а потом говорили всем, что могут сделать это сами. Или те, кто считали себя настоящими плохишами, хотя худшее, что они делали, это смотрели на фотографии мертвых животных на моем сайте. Я не мог позволить свидетелю заявить, что он был моим сообщником.

Самым подходящим из этих идиотов оказался один, не способный открыто выразить свое недовольство жизнью. Этим идиотом был Наоки Ситамура.

* * *

В начале февраля мне удалось усилить напряжение в «Противокражном кошельке». Пришло время привести мой план в действие.

До этого я ни разу не говорил с Ситамурой, но стоило мне похлопать его по плечу и немного похвалить, как он тут же ко мне проникся. Проще простого. К тому же я упомянул видео для взрослых, и он заинтересовался.

Однако почти сразу же пожалел о том, что выбрал его свидетелем.

Я был разочарован, узнав, что у него нет на примете тех, кому он желал бы смерти. Ситамура просто был недоволен жизнью, а его словарный запас был настолько ограничен, что он не мог выразить свои чувства иначе – поэтому и исписал тетрадь одним словом «умри».

Рядом с ним я сам впадал в депрессию. В школе он вел себя тихо, но не замолкал ни на секунду, стоило нам остаться наедине.

– Попробуй мамино морковное печенье! Наверное, ты, как и я, тоже ненавидишь морковь? Мы в этом похожи! Мама все испробовала, кучу рецептов разных сладостей с морковью, но я ее ненавижу. Однако это печенье ничего… есть можно!

Понятия не имею, о чем он болтал. Я даже не прикоснулся к этому печенью. Какой матери придет в голову отправить своего сына-школьника к другу с домашним морковным печеньем? На месте Ситамуры мне было бы стыдно его брать!

Я задумался, не убить ли его? Но вовремя осознал причину своего раздражения: для любого человека важно личное пространство, и он неизбежно взбунтуется, если его лишить возможности побыть в тишине одному.

Когда я уже был готов искать другого свидетеля, Ситамура предложил идеальную цель – дочь Моригути.

Ученик средней школы убил ребенка своего классного руководителя прямо на школьной территории!

Ничего подобного раньше не было. Пресса будет в восторге! Учитель, высмеявший ученика за его изобретение… Учитель, подписавший заявку ученика на участие в научном конкурсе… Ее малолетний ребенок… Неплохо для идиота вроде Ситамуры. Он рассказал еще кое-что полезное: о сумочке в форме зайчика, которую Моригути не купила дочери. Я решил пока оставить Ситамуру в живых.

Тот был невероятно взволнован, придумывая все новые детали для этой проделки, – он предложил разведать обстановку перед тем, как привести план в действие. И чем больше я ему позволял, тем самоувереннее он становился.

– Думаешь, расплачется? – спросил он, глупо улыбаясь.

– Не думаю, – ответил я.

Девочка умрет. Я сам еле сдерживал смех, глядя на взволнованного Ситамуру, который понятия не имел, чем это все закончится. Пусть веселится, пока может. Ему будет совсем не до смеха, когда девочка погибнет прямо на его глазах. Он сбежит домой в ужасе, чтобы рассказать обо всем своей мамочке! Я слышал, что она любит жаловаться, – это она писала директору из-за любой царапины на теле сына. Я подарю ей действительно серьезный повод для переживаний.

Все было готово.

* * *

Настал тот самый вечер. Я получил сообщение от Ситамуры и направился к бассейну.

Он все никак не умолкал все время, пока мы прятались в раздевалке в ожидании цели. Что-то про свою мамашу и торт, который она испечет, чтобы отпраздновать наш успех. Я не говорил ему, что никогда больше не планирую общаться с ним после этого, и чем больше он болтал, тем сильнее мне хотелось его обидеть. Что может быть проще? Я всего лишь наконец скажу ему правду!

Пока я представлял наш скорый разговор, появилась цель. Маленькая девочка четырех лет выглядела опрятно и очень походила на свою мать. Опасливо озираясь, она быстро прошла мимо бассейна к забору, где ее уже ждала собака, затем достала из курточки кусок хлеба и, поломав его, скормила псу.

Я ожидал увидеть грустного ребенка вечно занятой матери-одиночки, но ошибся. На ее розовой курточке красовался принт с ее любимой Плюшевой зайкой, волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор и заплетены в два хвоста, украшенных помпонами. Светлая кожа, румянец на щеках. Девочка, сама похожая на ожившую Плюшевую зайку, улыбаясь, смотрела на собаку. Перед моим взором предстал счастливый и любимый матерью ребенок.