Какие удивительные глаза. Выразительные, с мохнатыми рыжими веками, опушённые густыми ресницами. На переносице, разделяя её вдоль, рыжая полоска шерсти – и как Денис раньше не заметил? В ней было что-то трогательное.
Чем дольше он смотрел на существо, тем более хорошеньким оно казалось.
А на ощупь оно такое шершавое. Такое тёплое, если к нему прикоснуться. Или к ней?
Денис уже протянул руку – но тут же одёрнул. Для того, чтобы гладить эту зверушку, нужно точно ума лишиться.
– Марвана? – позвал он шёпотом.
В сущности, что значило это слово? Кличка именно этого животного? Его порода? Вид? Вряд ли что-то из мифологии: слово было не на слуху.
– Уррр, – довольно откликнулись из клетки.
– Вот что же ты всё-таки такое?
– Ммм – а…
Вспомнив все бредовые разговоры, Денис прыснул:
– И что, ты правда исполняешь желания?
Он вдруг представил себя со стороны: как сидит в лесном доме в растянутой полинявшей майке, затёртых джинсах, заросший щетиной, и просит исполнить его желание животное, запертое в кроличьей клетке!.. Видели бы клиенты… Да что там клиенты: даже родной брат немедленно вызвал бы скорую и как следует позаботился, чтобы Дениса ещё больше накачали колесами, чем в прошлый раз.
– У-у, – откликнулось животное. – Аа…
Озорные человеческие глаза смеялись.
В голове снова отчётливая картинка, как с приездом Яны. Денис видел себя со спины на берегу ночной реки. Вот он раздевается и прыгает в воду.
Он расхохотался.
– Ии-у, – отозвалось существо.
Денис вдруг понял: оно этого хотело. Просило сделать.
Чёрт!..
– Я чокнулся? – продолжая потешаться, спросил он.
– Н… Ннни!
– И что – взять тебя с собой?
– И-ии!
А ведь если так подумать – многие люди разговаривают с животными. И те отвечают – звуками или жестами.
– Что, пойдём домой? – говорит мужчина собаке и треплет её по холке. Та в ответ машет хвостом – а прохожие идут себе мимо по улице, и никто даже не обращает внимания. Так отчего бы и Денису, одичавшему в лесной глуши, не поговорить с этой зверушкой, возвращению которой он оказался так рад?
Нет, собственно, ничего особого и в желании искупаться – пусть хоть и ночью. Его даже никто не увидит – а так называемые звёзды, например, и на камеру делают вещи куда похуже.
Обо всём этом он думал, украдкой выбираясь из дома и бредя к речке с клеткой в одной руке и фонарём в другой.
Конца шкодливым пожеланиям не было – но, по большей части, они забавляли. Хотя Денис и допускал – точнее, предпочитал верить – что сам их выдумывает, однако они наполняли его нахождение в лесном посёлке смыслом.
Оказалось очень приятно предаваться легкомысленным ребяческим выходкам, забыв – пусть и на время – слова «солидность», «ответственность», «деловая репутация». Да они даже звучали скрежечуще-тяжеловесно – ещё бы им не тяготить будни.
«Брось в молоко масло».
(«Хм… Опять Марваночка шалит, видно», – сказала Оборина, попробовав результат).
«Сними Веркину одежду с верёвки и спрячь у Степана».
(«Оль, ты тут, когда вещи стиранные снимала, смотри, что мне подбросила», – смеялся Оборин).
«Проберись вечером к дому Никишина и смотри в окно. Пусть его жена видит, что ты за ней подглядываешь».
(И если кому и было неловко, так это Денису. Жирная пятидесятилетняя Никишина, увидев его в окне, развратно ухмыльнулась и продолжила раздеваться – медленно и похабно, то и дело поглядывая на зрителя).
«Найди в деревне бабку Тарасиху и заставь её подписаться в бумаге, что она согласна пожертвовать одну свою пенсию в пользу сирот из детского дома».
(Здесь уже посложнее, но Денис убедил себя, что всё равно собирался в деревню… да хотя бы за пивом. Сколько можно пить сладкую настойку Обориных?)
– А где живёт Тарасова, не знаете? – спросил у сонной продавщицы в магазине.
Здесь, как и ожидалось, все всё знали. Проснувшись, желтоволосая от краски девушка подробно объяснила дорогу, не интересуясь причинами поисков.
Там, в магазине, где продавались, помимо еды, и всякие мелочи, Денис купил и ручку с тетрадью. Приложив вырванный лист к стене, наскоро написал текст – благо подобные ему строчил годами. Конечно же, бумага не будет действительна, так что старушка не пострадает. Но, скорее всего, она просто пошлет «гонца» – да и как её в этом винить?
Тарасиха оказалась бабкой с автобусной остановки. Открыв дверь, она тоже узнала Дениса: скривилась.
– Я тут подписи собираю в пользу детского дома. Он нуждается в дополнительном финансировании, и мы…
Щека бабки мелко дрожала – то ли от прожитых лет, то ли от возмущения.
– Проще говори: что хотел? Подписать?
– Да.
– Лапочка, принеси скорей, чем писать! – обернувшись внутрь квартиры, крикнула бабка.
– Подождите… Я ведь ещё не договорил.
– А мне и так всё ясно. Подпишу, говорю же.
Взяв у внучки карандаш, бабка чиркнула им в бумаге Дениса, не прикоснувшись к ней – когда он хотел дать её в руки, отмахнулась – и бросила за порог карандаш.
Пока он следил за ним взглядом, она захлопнула дверь.
– Явился бесовский прихвостень! – прошипела.
На бумаге стоял крестик. Но фактически – она её подписала.