Призрачная любовь

— Да, нравилось. Но больше нет, — говорит она. — Но перестань беспокоиться обо мне. В этом нет необходимости, и все, что ты делаешь, это только напоминаешь мне, каким назойливым засранцем ты можешь быть. Ты как вторая мама. Не лезь не в свое дело. Я в порядке. Кроме того, я просто хочу завалиться спать.

— Еще только пять часов.

— Да, и, как я уже сказала, я всю ночь зубрила.

— Аспен…

— Я вешаю трубку, — предупреждает она его.

— Не смей вешать трубку…

Линия обрывается, и Остин с тяжелым вздохом откидывается на спинку кресла и бросает телефон на середину старого стола, который еще не успели разобрать.

— Черт возьми. Она невозможна.

Я держу рот на замке, на самом деле не зная, что, блядь, я должен сказать, не усугубляя ситуацию.

— Это должен быть парень, — предполагает Остин. — Это всегда гребаный парень. Ты видел, как она тебя игнорировала? Она даже не улыбнулась тебе, черт возьми. Она всегда, блядь, улыбается, когда видит тебя.

— Я не знаю, что тебе сказать, чувак. Может быть, она наконец-то двинулась дальше.

Остин усмехается, качая головой.

— Гребаный зомби-апокалипсис наступит раньше, чем мы увидим день, когда моя сестра, наконец, двинется дальше. И, несмотря на то, как сильно я это ненавижу, эта ее влюбленность никуда не денется, но это не значит, что с ней не трахался какой-нибудь другой мудак.

Черт.

Я стону, точно зная, что сейчас сорвется с его губ.

— Слушай, может, тебе все же стоит туда съездить, просто выяснить все. Ты всегда умел ее разговорить. Может, она откроется тебе.

Хa. Если бы только он знал, что отрылось мне — вот с чего вообще началось все это дерьмо. Если бы он знал, отправить меня туда было бы последним, что он когда-либо сделал.

— Я не думаю, что это такая уж хорошая идея, чувак. Она явно не хочет меня видеть. Почему бы тебе вместо этого не отправиться туда завтра?

Остин качает головой, когда его окликает мужчина из строительной бригады. Он тяжело вздыхает и поднимается на ноги, и, уходя, оглядывается через плечо.

— Ты же знаешь, какой она становится, когда сидит и копается в своем дерьме. Ей нужно выговориться, а разговора со мной не получится. Так что ты поезжай. Кроме того, эти ребята будут здесь всю неделю. У меня не будет возможности приехать туда до выходных, а я не могу вынести мысли о том, что она будет так долго переживать из-за чего-то. Просто пойди и разберись с этим, и если это можно исправить, то исправь.

Черт.

Остин исчезает, а я сжимаю руки в кулаки.

Добром это не кончится. Я последний человек, которого она хочет видеть прямо сейчас, но нельзя отрицать, что мысль о том, что она проведет ночь сломленной на своем диване, разрывает меня на части.

Во всем этом виноват я. Я сломал ее, и моя ответственность — собрать ее обратно. Если есть хоть малейший шанс, что она сможет простить меня и мы сможем как-то преодолеть все это с минимальными разрушениями, тогда я должен попытаться.

И с этими мыслями я встаю из-за старого стола и вылетаю обратно за дверь, полный решимости стоять у нее под дверью столько, сколько потребуется.

16

АСПЕН

Если вы были бы так сильно влюблены в кого-то большую часть своей жизни, статистически неизбежно, что в какой-то момент этот человек причинит вам боль. Поэтому, естественно, за последние двенадцать лет я пролила много слез по Айзеку Бэнксу. Иногда я плакала из-за его действий или комментариев, которые были призваны оттолкнуть меня, а иногда мои слезы были вызваны душевной болью из-за того, что я никогда не могла получить то, чего всегда хотела.

Последние две недели были не такими, как раньше. Это разрывало душу.

Я никогда не сталкивалась с подобным предательством, и до сих пор не понимаю многих деталей этой головоломки. У меня так много вопросов, на которые нет ответов, но все они сводится к тому, что, когда я вошла в ту темную комнату, он точно знал, кто я, и, не говоря ни слова, прикоснулся к моему телу. Он засунул свои пальцы внутрь меня, пока его губы скользили по моей коже, и, будь у него такая возможность, он бы трахнул меня.

За последние две недели я только и делала, что пыталась все переварить, и пришла к выводу, что в день маминого дня рождения, когда Айзек стоял позади меня в бассейне, он все понял и именно тогда должен был признаться. Конечно, это был бы неловкий разговор, но никто из нас не знал, никто из нас не был виноват. Это было совпадение, ни больше и ни меньше. Мы бы легко пережили это, а в какой-то момент, возможно, даже посмеялись бы над этим.

Но он сделал все, чтобы этого никогда не случилось.

Он предал мое доверие. Он знал, что я пришла туда, чтобы побыть с кем-то… с кем угодно, только не с ним, и когда он сознательно прикоснулся ко мне, он отнял у меня эту возможность. И теперь единственный человек, которого я всегда любила и хотела, точно знает, какова я на вкус. Он знает, как я звучу, когда кончаю, что чувствую, когда мои стенки растягиваются вокруг него, и, хотя это должно быть тем, что можно отпраздновать, я чувствую себя грязной.