Призрачная вспышка

Молния прорезала черное небо, и ливневые потоки забили по крышам Лутчека. Глядя через окно ее комнаты, Джесри подумал, будто истинные Боги отвергают притязания Чазара, демонстрируя, на что способна подлинная божественная сила.

Но даже если бы эта фантазия и была правдой, безумный дракон был неспособен усвоить такой урок. Так что Джесри придется достигать своих целей более действенным путем.

Несмотря на опасность, она очень хотела это сделать. Долгое время она чувствовала себя разорванной между Гаэдинном, Аотом и Братством с одной стороны и Чазаром с другой. Несмотря на пороки и ложь Героя Войны, часть ее цеплялась за идею, что он был спасителем, каким его считали многие чессентцы. Что со временем он оправится от потрясений, которые его разум испытал в Шадоуфелле и отбросит жестокость и высокомерие, подобно змее, сбрасывающей кожу.

Но его действия неуклонно подрывали ее веру. Может быть, это был вид Кхорина, привязанного колодкам, или бедного, сбитого с толку старика с вырванным языком, окончательно сломанного Чазаром. Может быть, это был тот жуткий момент, когда она увидела, что что-то изменилось в разуме дракона, и он начал верить, что этот негодяй, пресмыкающийся перед ними, на самом деле был ее отцом только потому, что он этого хотел.

 Как бы то ни было, это окончательно настроило Джесри против него, и все потому, что она считала, что даже если какое-то чудо исцелит разум Чазара, он останется таким же жестоким и коварным, как и прежде. Даже если это существо и способно полюбить людей, то все равно будет считать их не более, чем пешками на игральной доске.

Пришло время показать, на что способна одна пешка, когда она двигается сама.

Джесри надела старый серый плащ с капюшоном, который Аот дал ей вскоре после того, как спас ее от огров-магов. Плащ прошёл через столько испытаний, что Гаэдинн как-то сказал, что из-за этого он выглядела как типичный атрибут нищего. Но она все равно сохранила его, так как, конечно же, любой узнает ту элегантную и дорогую одежду, которую волшебница носила в последнее время.

Она взяла свой посох, и он побудил её поджечь что-нибудь.

- Не сегодня, - подумала она, - не под этим ливнем. Пришлось бы сделать слишком много, и это привлечет лишнее внимание.

Она открыла окно. Дождь ударил ее в лицо. Она заговорила с ветром, и он с воем унес ее с балкона.

Джесри не боялась, что кто-нибудь её увидит. Она была просто темным пятнышком, движущимся на фоне черного неба.

Несмотря на погоду, снова летать было весело, хотя и не так весело, как было бы на спине Шрама. Она почувствовала новую боль от потери своего напарника, отдавшего свою жизнь, чтобы спасти ее, и задалась вопросом - сможет ли она когда-нибудь снова оседлать грифона? Затем она нахмурилась, осознав, что это была за мысль - молчаливое признание страха, что ей никогда не сбежать из нынешней ситуации.

Ветер пронесся по расчищаемому пустырю, освобожденному для нового храма Чазара, а затем рванул к лагерю за ним. В некоторых частях палатки стояли упорядоченными рядами, в то время как в других человеку пришлось бы пробираться сквозь них. Джесри подозревала, что за этот беспорядок были те малоуважаемые и малопрофессиональные наёмники, многие из которых были обычными ворами и разбойниками.

Она приземлилась в тени одного из отдаленных домов, вокруг которого вырос лагерь. Было уже достаточно поздно, и через окна, закрытые ставнями, не было видно признаков света. Она шла, ее ноги скользили по грязи и шлепали по лужам. Чувствуя, что у нее еще есть работа для него, ветер, который унес ее вверх, задерживался рядом с ней, порывая то в одном, то в другом направлении. Он заставлял ее накидку раскачиваться взад и вперед, подобно колокольчику на ветру, и продолжал угрожать сбросить его с головы женщины - не из шутки или обиды, а просто потому, что не знал ничего другого.

Она заметила часового, свернувшегося под деревом, и прошла в двух шагах от него. Он так ничего и не заметил. Слегка улыбнувшись, она решила, что ей, вероятно, пришлось бы прокричать: «Смерть Чессенте!», и лишь это могло бы заставить стража выйти из своего скудного укрытия. Хотя даже в таком случае он может проигнорировать это – лоскутная армия Чазара состояла из людей самых разных взглядов и темпераментов.

Со временем она остановилась под собственным деревом, как мог бы поступить любой, кто нуждался в укрытии от проливного дождя. Она посмотрела на палатки и фургоны с припасами недалеко от неё, взяла посох и снова заговорила с ветром.

То, что она сказала, было своего рода заклинанием, имевшим четкую стихотворную рифмованность, перемежаемую словами команды. Но она не чувствовала это так, будто отдавала приказы. До войны с Трескелем она провела достаточно времени в Лутчеке, чтобы познакомиться с местными ветрами, и это было больше похоже на просьбу о помощи от друзей.