Увидев, как Анри смотрел на Чейз, целительница ощутила такую сильную резь в груди, что едва смогла сделать вдох. Его прикосновения к другой откликались болью, которая с каждым ударом сердца разбивала последнюю надежду. Джин-Рут задыхалась от переизбытка чувств, словно в зале исчез весь воздух, словно до этого она спала беспробудным сном и ничего не видела, не хотела видеть.
От нее не ускользнули одинаковые символы и тонкие нити, связывающие эту пару. Она прекрасно знала: это не просто магия – это дар и проклятие, соединяющие их судьбы до смерти. Пока жив один – жив другой.
Джин-Рут выпила еще один бокал шампанского и нетвердой поступью направилась к Анри. Слезы душили ее, просились наружу, но она сжимала зубы, гася болезненное пламя злостью. Алкоголь высвободил ее эмоции, открыл ее душу, вывернул все, что было внутри. Или?.. Девушка взглянула на запястья: на обоих горел символ O. Она получила свой зеркальный знак. Она – такая же часть предсказания, как и все.
Зал шумел, кто-то неосторожно толкнул ее, и Джин-Рут едва устояла на ногах. Анри успел ее подхватить, испачкав рукав своей кровью. Что-то случилось. От этого осознания ведьма ненадолго протрезвела, в груди защемило, и все обрушилось. Вновь. Он вновь уничтожал ее мир, топтал ее намерения.
– Ты обещал мне танец. В прошлом году, – Джин-Рут ехидно улыбнулась, рассматривая растерянную Эмму. – Ничего, привыкнешь и к крови, и к перепадам его настроения. Ри не из тех, кто спокойно проводит время.
Она сделала шаг вперед и что-то прошептала ему на ухо.
– Так мы танцуем? – целительница подняла бровь, выжидая ответной реакции.
Парень сжал хрупкую ладонь Джин-Рут и повел в танце. Обещал – выполнит. В груди растекалось тревожное ощущение, но Брэйден лишь отмахнулся. Ведьма напоминала ему озлобленную, маленькую девочку: большие глаза сузились, явно наблюдая за Эммой, но Анри не оглядывался.
– Ты давала слово, что будешь молчать о том, что было, – он смотрел в упор. Его взгляд пьянел, наливался свинцом. Именно таким Джин-Рут его и любила – неконтролируемым.
– Я ей ничего не сказала. Ни слова ей и несколько тебе, – девушка дрожала, выдавая свой страх. – Завтра я протрезвею и ничего не вспомню, но сейчас, сейчас я имею право на прощение и выполнение твоего долга. Ты обещал.
– Я выполняю свое обещание, – он стиснул зубы, но справился с приступом гнева. – Лишь спрошу: не боишься последствий?
– Так же, как и находиться столь близко, что чувствуется твое дыхание, – Джин-Рут густо покраснела, но не отвела взгляда. – Ты должен мне танец, поцелуй и ответы на шесть вопросов.
Брэйден сжался, как от удара, но промолчал и кивнул. Он мечтал, чтобы время остановилось, чтобы город переместил его, но ничего не происходило. Боковым зрением он видел, как к Эмме подходит Тодор, бережно сжимая ее плечи. Что-то произошло.
– Ты отвлекаешься, – Крейг провела пальцами по его воротнику, второй рукой залечивая кровоточащую рану. Она целитель, она та, кто избавляет от страданий. – Ты хоть раз за этот год хотел отказаться от своих слов?
– Никогда не отказываюсь от своих слов и обещаний, – Анри криво улыбался, еле сдерживая новый прилив магии.
– Что ты обещал ей? – Джин-Рут переступала черту, играла с огнем, не боясь последствий. Не сегодня.
– Что буду рядом, пока могу дышать, – он видел, как блестели от слез ее глаза, но не имел права лгать.
– Ты же знал, что она появится в городе, знал, что Тодор сожжет тот чертов пансион. Ты знал о ней все, – Крейг горько усмехнулась, продолжая торопливо говорить. – Зачем он рассказал тебе все?
– Ее жизнь – моя.
Брэйден держался уверенно, бережно поддерживая едва переставляющую ноги девушку.
– Ты знал о моих чувствах?
– Всегда.
После этих слов ее пухлые губы затряслись, жадно глотая воздух. Ведьма часто заморгала, но слезы предательски текли, размачивая черную тушь.
– На тебя не действовало ни одно зелье, ни одно любовное зелье, ничто. Ты не умеешь чувствовать, Анри, ты не умеешь любить. Травы не лгут, магия не лжет. Ты хоть раз что-то чувствовал?
Он слушал ее надломленный голос и понимал: Джин-Рут говорила не с ним, она признавала то, во что не хотела верить. Ее волновала лишь собственная боль.
– Да, но сейчас уверен, что лучше бы ничего не испытывал.
– Кому принадлежит твое сердце? – ее взгляд вновь потяжелел, но Брэйден смотрел в упор, хотя волновался, как никогда прежде.
– Той, кому принадлежит моя жизнь.
Он не решился произнести имя, потому что не вправе причинять боль. Ведьмак остановил танец, отдавая последний долг – наклонился и невесомо, почти неощутимо коснулся потрескавшихся и соленых от слез губ.
– Я свободен? – теперь Анри ничто из этого не беспокоило. Он ничего не чувствовал. Ничего, кроме свинцовой тяжести в груди.
– Уходи.
Джин-Рут не осмеливалась открывать глаза. Через мгновение внутри все вспыхнуло болью, будто сердце пытались вырвать.
Как только музыка затихла, Аннетт тревожно оглянулась. Дурное предчувствие не покидало ее с тех самых пор, как Тодор исчез из поля зрения.
– Черт возьми, только не сейчас… – Алан непонимающе посмотрел на Рэндел.