Призрачный огонь

Капрал начал паниковать. Он переводил мушкет от одного человека к другому, пытаясь прицелиться. Он не мог перестрелять их всех.

- “Еще один шаг, и я выстрелю, - крикнул он.

Индейцы не колебались ни секунды. Капрал прицелился из мушкета в ближайшего, широкогрудого мужчину с гордым лицом и множеством перьев, свисающих с единственной пряди его волос. Он был совершенно гол, если не считать набедренной повязки. Его голова была выбрита, за исключением одной пряди волос, и выкрашена в красный цвет до самых глаз. Он подошел к дулу ружья и даже не вздрогнул.

Капрал взглянул на Тео. Но Тео все еще был пойман в ловушку и ничем не мог ему помочь. С криком отчаяния солдат перевернул мушкет и сунул дуло в рот. Оружие было таким длинным, что ему пришлось схватить палку, чтобы дотянуться до спускового крючка и нажать на него.

Индейцы собрались вокруг трупа и осмотрели его. Последовал гневный обмен репликами. По их жестам Тео понял, что они расстроены тем, что пуля снесла капралу череп, испортив их трофей.

У них все еще был Тео. Они поставили над ним стражу и оставили его в ловушке, а сами вернулись на дорогу. Он не осмеливался взглянуть на своего похитителя. Каждое мгновение тянулось как вечность, пока он ждал прикосновения стали к своей голове. Все несчастья его короткой жизни пронеслись в голове, и он проклял судьбу, которая привела его сюда.

С дороги донеслись крики. Не все его товарищи погибли при первом нападении. Когда индейцы вернулись, у каждого на поясе висело по два-три свежих скальпа, с которых все еще капала кровь. Тео показалось, что он узнал в нескольких из них людей, с которыми делил палатку. Его вырвало прямо в кусты.

Они также привели пленника - человека из Истона по имени Гиббс. Тео недоумевал, почему они оставили в живых этого человека и его самого. Рассказы Бервелла предполагали множество возможностей, и все они были ужасны.

Индейцы освободили Тео из ловушки, но связали ему руки. Они положили ему между рук ветку, похожую на вращающийся вертел. То же самое они сделали и с Гиббсом. Взяв по одному человеку с каждой стороны от пленников за концы шестов, они направились в лес.

Чандернагор, Индия

1756

Констанция решила, что город и так достаточно хорош. Почти зеркальное отражение Калькутты, он был построен французами примерно в двадцати милях вверх по реке от английского города. Как и его двойник, он раскинулся за поворотом реки Хугли. Он мог похвастаться внушительными кирпичными особняками, обширными складами, высокими шпилями церквей и крепостью со множеством пушек - всем необходимым для европейской цивилизации.

Но это было совсем не похоже на Калькутту, какой она ее знала. А может быть, это она была другой. То, чего она раньше почти не замечала, теперь приводило ее в отчаяние - вонь грязи и человеческих испражнений; жара; насекомые, которые ползали по каждой крошке пищи и не давали ей спать по ночам; пустые слова и скучные банальности, которые считались предметом разговоров во французском обществе. Она двигалась сквозь него в каком-то оцепенении. Ее корсет всегда казался слишком тугим, как бы она его ни ослабляла. Она изо всех сил пыталась дышать, как будто крик был пойман в ловушку внутри нее.

Она жила с Ласко, французским капитаном, который спас ее из лагеря наваба. Она была в долгу перед ним - и ей больше некуда было идти. Она отплатила ему тем же, чем женщины всегда платили мужчинам. Она старалась выглядеть как можно красивее и позволяла ему сопровождать себя по всему городу на балы, приемы и развлечения, составлявшие светский календарь. Ласко держал ее за руку с гордым видом человека, который не может поверить в свою удачу. Его товарищи-офицеры безжалостно дразнили его. Они, казалось, находили в этой ситуации огромное удовольствие, хотя Констанция не понимала шутки. Ее французский становился все лучше, но не совсем беглым.

- “Они просто завидуют, что я завоевал расположение самой красивой женщины в городе, - сказал Ласко, целуя ее.

Он был добр к ней и так нежен, как только можно было ожидать. Он был невозмутим и ободряющ. Она не могла отрицать, что по сравнению с Джерардом Кортни, с его хитрым умом и коварным остроумием, Ласко был туп, как кусок дерева. Да и красавцем он не был. Его жесткие темные волосы торчали под странными углами, кожа была испещрена шрамами от оспы, и казалось, что он родился с постоянно надутым ртом. Ей было все равно - это не было вопросом любви. Констанция никогда не хотела прикасаться к другому мужчине.

Но женщина должна идти на компромиссы, чтобы получить то, что ей нужно.

Констанция заставила себя улыбнуться Ласко, посмеялась над его шутками и надела прекрасные платья, которые он ей купил. Когда ее нарывы утихли, и она смогла сделать это, не испытывая физической боли, она позволила ему поцеловать себя. Иногда она позволяла ему ласкать свою грудь, но никогда больше. Когда он пытался идти дальше, она всегда удалялась, скромно хмурясь и сожалея - “Я должна думать о своей добродетели, месье. - Ей нравилось видеть болезненное разочарование на его лице. Это было похоже на силу.