– Отмеченный, в такой глуши? Как интересно… Подойди ко мне, малыш.
Я не сразу понял, что она говорит это мне, и смысл слов ускользнул, но ноги сами сделали шаг, когда кто-то удержал меня за плечо и рванул обратно, под защиту взрослых спин. Я с трудом вырвался к ней вновь.
Раз за разом вырывался к бездонным глазам, которые затягивали меня в омут, а она просто ждала.
А потом охотникам ждать надоело. Слева из-за спины стальной голос крикнул что-то ведьме. Ее лицо дрогнуло, на мгновение скорчившись от боли, но она осталась на месте, продолжая смотреть только на меня. В ее зрачках полыхнула гроза, и земля дрогнула снова.
А сзади донеслась команда «Шаг!». Десяток мечей взмыл в воздух и рубанул по стоящей перед ними толпе беззащитных крестьян. Дикой мукой исказилось лицо стоящей передо мной ведьмы, в черных глазах расплескалась неподдельная боль, и она еле устояла на ногах. Истошные крики почти оглушили.
Я понимал, даже в свои пять лет понимал, сколько людей сейчас окропило своей кровью землю моей деревни. Сколько людей выдохнули в последний раз и навсегда устремили невидящий взор к небесам.
Но свои глаза я не мог отвести от нее. Наверно, они тоже наполнились страхом в то время, когда ведьма уже взяла себя в руки. На безумное мгновение наши взгляды стали единственным, что осталось у нас обоих, что еще удерживало в этом мире. И ее сила, ее спокойствие после бури, придало сил и мне. Жаль, оглянуться я так и не смог.
И прежде чем охотник отдал новый приказ, еще один шаг и десяток трупов, она раскинула руки в стороны, улыбнулась:
– Мир жесток, малыш, ты видишь это? Не забывай меня.
И она закрыла глаза. В следующее мгновение кто-то рванул меня в сторону, выжившие крестьяне расступились и клинок, блестящий на солнце, пронесся мимо меня. Пронесся и впился в ее живот.
По всей округе разлился терпкий аромат незнакомых мне цветов. Он бередил ноздри, будто запах заменил ей кровь. Ведьма рухнула на колени, все резко замолчали. В оглушающей тишине я услышал лишь свой безумный крик.
Дальше все расплывается. Помню приказ: «Добейте щенка», помню теплые руки отца, выдергивающие меня из толпы. Помню, как бежал. Должно быть, чудом вырвался из деревни и долго шел лесными тропами. Падал в мох от каждого шороха, петлял, путая следы…
Нет, помню только бесконечный лес, сомкнувшийся за моей спиной. Я провел в нем никак не меньше трех ночей, в полном одиночестве, разбитый хаосом в собственной голове и ужасом от случившегося. Не ел и не спал и к концу слабо представлял, кто я сам таков.
Но ведьму не забывал, как она и велела.
На какой-то день блужданий просто упал на колени и начал молиться. Я забыл всех богов, которым учил меня отец, забыл и того, единого, которому поклонялись в маленьком храме нашей деревни. Меня сильно знобило, холодные струи пота уже давно вымочили грязную рубаху и тонкие штаны. Стояло позднее лето, все еще светило солнце, а я трясся как на холодном ветру зимой. Помню, как истово мечтал выжить – тогда, сейчас, всегда.
И я молил Хозяина леса спасти меня. До сих пор не знаю, где взял это имя, – ни отец, ни мать, ни старухи в деревне никогда не говорили о нем, хотя лес обступал наш дом со всех сторон. Молил долго, обливаясь слезами, и обещал все, что приходило в голову. Только души не предлагал, сказки говорили, что так поступать нельзя. Потом она очень хвалила меня за то, что душа моя осталась свободной. Хвалила, когда забирала ее себе.
От слез силы окончательно покинули меня, и я провалился в глубокий сон прямо там, потерянный в лесу среди вековых сосен. И мне снилось, как деревья расступались и солнечный свет согревал мое ослабшее тело. Как теплый мох окутывал со всех сторон, забирая мой жар, как лесные травы прорастали сквозь него прямо рядом со мной, чтобы вылечить недуг. А потом огромное существо, обросшее этим лесом, пришло по несуществующей тропе и склонилось надо мной. Его глаза были самой землей, а руки ветвями сосен. По его деревянному телу скакали белки, в ногах жили лисы, а на макушке вили гнезда стаи птиц.
Он долго смотрел на меня, и я чувствовал мощь всех деревьев мира, склоненную над собой. Чувствовал нескончаемый круговорот смерти и возрождения, ощущал саму вечность.
Когда проснулся, то снова был один. Сквозь листву пробивались первые лучи рассвета, но холода я не чувствовал. Как не чувствовал и озноба, прежнего бессилия и страха. Будто кто-то незримый и вечный стоял на защите за моей спиной.
А потом лучи упали на тропу, которой, точно знаю, вчера еще не было. Через несколько часов по ней я выбрался к деревне.
К деревне, где больше не было моего дома. И где в случившемся винили только меня… Ведьма мертва, а обвинять охотников, убивших в то утро пятнадцать человек, у них не доставало сил. Но козел отпущения нужен людям во все времена, и им оказался я.