Призрачный рай (СИ)

— Кем ты себя возомнила? — с силой берусь за подлокотники и наклоняюсь.

— Я…

— Откуда ты знаешь, что для меня лучше и чего я хочу? Почему ты вечно лезешь, а? — с придыханием шепчу, вкладывая в каждую чертову букву злость. — У тебя нет особого статуса, чтобы что-то решать. Пойми, твою мать, наконец, что я не поменяюсь и не стану таким, как ты желаешь. Мне не нужна твоя забота. Мне не нужна твоя любовь. Мне не нужна ты.

Отстраняюсь, окидывая пренебрежительным взглядом, и чувствую себя последней сволочью. Зато узел развязался, и весь негатив вылился на резко побледневшую Осборн. Голос подала совесть, затем стыд, но я быстро опомнился и отвернулся, чтобы не видеть ее растерянное лицо и карие глаза, полные печали. Она сама виновата, что лезет, куда не надо.

— Я никогда не навязывала свою любовь. Не надо это путать с простым желанием видеть дорогого человека счастливым. Каким бы он подонком ни был, как бы жестоко не поступал. От меня это не зависит, сколько бы я не старалась. Я бы с удовольствием забыла о тебе, но скажи как? Давай сейчас поставим точку, чтобы не делать в который раз запятых. Навсегда. Давай каждый пойдет своей дорогой — я согласна. И, черт возьми, не восстанавливай сожженные мосты. Хватит.

За окнами вдалеке в зеркальных небоскребах отражается золотисто багряное небо. Лучи ласково задевают равнодушные здания солнечным светом, но проходят мимо моего сердца. Нью-Йорк преображается и выглядит менее бездушным каменным гигантом, где ты — лишь маленькая букашка. Я все пытался осознать, что она сказала, но подавленно молчал, а когда развернулся — Ливия уже покинула палату. Я даже не услышал звука шагов. Вся ярость растворилась и впиталась в стены, оставив легкое послевкусие никчемности. Пусть ставит точку, я поставлю сотни запятых, и она поймет — так просто не искоренить и не вылечить болезнь. Но сейчас — плевать. Пусть уходит…

Я прошу охранников достать вещи и пропадаю в сумерках ночного города; в шумных улицах и заполненных машинами перекрестках; в мелькающих радостных лицах, голосах, фразах. Со мной остается только пустота и следует по пятам, как цепной пес. Из головы вылетает день и все сказанные слова. Я бездумно двигаюсь в толпе, засунув руки в карманы объемной толстовки. Эмоции притупляются, мысли улетают в другое измерение — все теряет значение. В глаза врезается неоновая надпись «Я всегда буду любить тебя, мой друг». Резко торможу, вглядываясь в полутемный мрак за стеклами какой-то кафешки. Свисающие лампочки с потолка, отблески от маленьких свечей на столах создают романтичную атмосферу, что хочется блевануть. Играет известная песня Фрэнка Синатры «I'm a fool to want you» о неразделенной любви и блевануть тянет вдвойне. Неоновые буквы отражаются в зрачках, а в это время по помещению разливается бархатный баритон:

— Я говорил, что все кончено. Снова и снова я уходил, но потом проходило время, и я понимал, что не могу без тебя…

Хмыкаю и покидаю тошнотворное местечко для сопливо-розовых встреч, захожу в метро, не зная, на какой станции нахожусь, и доезжаю до конечной — Кони-Айленда. Непроизвольно навевают далекие воспоминания, как пару лет назад мы гуляли здесь с Ливией. Я следил, напоминая долбаного сталкера, узнал о болезни ее брата и впервые почувствовал стыд, когда карие глаза горели огнями ненависти и осуждения. Золотые искры в глазах Ливии заставили взглянуть на нее по-другому. В тот момент мир заиграл сотней красок.

Мы всегда будем отравой друг для друга. Я — забываться в многочисленных бездушных телах на одну ночь, постоянных разъездах, алкоголе и наркоте, притупляющей сознание. Ливия — в работе и путешествиях. Мы столь разные, как и наше мировоззрение, взгляды на жизнь. У Ливии есть будущее, а мое будущее — сегодняшний день. Я не знаю, что случится завтра. Я не знаю, доживу ли я вообще до сорокета. У Ливии есть планы, а я просто существую. Я — человек без цели, оболочка, призрак.

Сотни огней разрисовывают темное полотно в красные, синие, зеленые вспышки. Воспоминания взрываются маленькими салютами внутри, как касания и поцелуи Ливии. Слишком яркие, незабываемые и уникальные. Слишком ослепительные, как ее свет. Она выжигает в сердце рану, навсегда оставляя после себя обугленное пятно.

Резко выдыхаю, вскидывая голову ввысь, и наблюдаю за блестками, осыпающихся с неба, как кометы. Накатывает головокружение и необъяснимая тоска. Как давно я перестал радоваться жизни и вынужденно улыбаюсь? Жил я по-настоящему хоть один день за двадцать три года? На этот вопрос находится сразу же ответ. Да. Только мой мозг отрицает очевидное, а существо в стенах твердит — это ложь. Она не нужна.

Наблюдаю за смеющимися детьми, со сладкой ватой в руках, за их беззаботными честными улыбками. Моя жизнь напоминает карусель — все по кругу. Только появление Ливии замедляет на некоторое время движение, а затем — по-старому.