– Кончился второй акт, – констатировал Бесподобный, – Трасселл, должно быть, прибил убийцу. – Он стоял на краю крыши: темная фигура на фоне темного неба. – Через неделю я сыграл в своем первом представлении, а через месяц мне поручили главную роль. Здесь жили красивые мальчики и мальчики, которые умели петь. А некоторые были и красивы, и пели. Но никто из них не умел лгать. Если тебе приставили нож к горлу, то у тебя есть несколько вздохов, чтобы объяснить, почему у тебя под кроватью оказались шикарные карманные часы, – его задумчивый взгляд устремился во мрак и, помолчав, он продолжил: – Потом я с легкостью сыграл Клеопатру, юную королеву знойного континента и любовницу Цезаря.
Некоторое время они сидели в тишине.
– Есть и другие театры, – сказала она, – взрослых актеров.
– И что, по-твоему, они думают о мальчиках вроде меня? – мгновенно спросил он.
Враждебность между труппами мальчиков и взрослых актеров была достаточно очевидна. Шекспир иронизировал над Эвансом, лорд Стрэндж высмеивал мальчиков из школы Святого Павла. Но Шэй думала об этом как о господском соперничестве между богатыми владельцами, они, словно дети, играли с оловянными солдатиками. Ей никогда не приходило в голову, что Бесподобный, или Трасселл, или другие мальчики тоже могут соперничать между собой.
– Не знаю, – призналась она.
– Они полагают, и это их слова, что мои пробы достаточно хороши. Немного вульгарны, но от вульгарности можно избавиться. Только они предпочли бы актера, прошедшего обучение, зубря сценарии, а не играя на коленях какого-то господина.
Шэй понимала, что не стоило заострять внимание на первой части его признания, но вопрос уже невольно вырвался у нее.
– Так ты ходил на прослушивание в другую труппу?
На лице его теперь отражалось более безнадежное отчаяние, чем в начале их разговора.
– Конечно. Мы все ходили. Мы ведь не обучены ничему другому. Мы все здесь как в Тауэре и просто ждем удара палача.
Шэй стало тошно. Она едва успела приобщиться к этому новому миру, неужели же он исчезнет так же быстро, как появился?
– А ты, Шэй? – его голос прозвучал мягче. С оттенком беспокойства.
– Что?
– Ты понимаешь, что тебя ждет то же самое?
Она не понимала. Не думала об этом. По крайней мере, пока он не затронул эту тему, но теперь, естественно, поняла его безусловную правоту.
– Ты не первая гадалка Эванса. И последней не будешь. Что произойдет, когда Лондон ухватится за очередную сенсацию и ты перестанешь быть его пропуском к королеве? Как, ты думаешь, он поступит с тобой?
У нее засосало под ложечкой; после всех обвинений, выдвинутых ею Эвансу, он, должно быть, страшно разозлился на нее.
– Кто тогда защитит тебя от Гилмора? Кто защитит тебя от родни тех, кого забрали Черные Стрижи? Или, коли на то пошло, если ветер подует в другую сторону, кто защитит тебя от самой Елизаветы?
Она молчала, надеясь услышать, что у него есть план спасения. Но в профиль на фоне неба он выглядел тонким, как тростинка. Маленьким и уставшим; совсем мальчишкой.
– Призрачный театр, – вдруг решительно произнес он, – за ним будущее. По крайней мере, мое будущее.
Опустившись на колени, он взял Шэй за руки.
– Дело в том, Шэй, что лишь на сцене жизнь обретает истинный смысл. Там в суетном мире, – он широко раскинул руки, – царит произвол и случай. Погибают герои, страдают добряки, – он топнул ногой по крыше театра, – именно у нас, в театре, живет правда. Снаружи все мертво, там невозможно дышать, невозможно расти. Слова обречены на смерть. Но здесь…
Он выставил ногу вперед, как и в своих героических ролях, и воскликнул, устремив взгляд в облака:
– Мы царствуем!
Он щелкнул пальцами, и снизу поднялся дым; должно быть, погасили фонари у входа на сцену.
– Реальный мир для нас ничего не значит. Его декорации безвкусны и размыты. Сюжеты абсурдны. Наряды однообразны и грязны…
Он тяжело вздохнул.
– Там мы умрем, Шэй.
Новый год принес чуму; единственными развлечениями в городе остались праздничные гулянья и Призрачный театр. Чума началась на Крукед-лейн, и к концу месяца больные появились в каждом втором доме, а их ближайшие соседи паковали ценности и подковывали лошадей.
Призрачный театр ответил полночным выступлением на водяной мельнице Лондонского моста. За Бесподобным до самого верха мельницы гнались одетые в черные кожаные мундиры преследователи, но там он нырнул, как зимородок, в ночную пустоту. После этого шайка подмастерьев поджигала корабли от пристани Буттольф до Таможенных складов, в итоге уже казалось, что огнем горит сама река.
К концу февраля чума превратила приход Биллингсгейт в обитель призраков. Вскоре после него пали Лэнгборн, Кэндлстик и Даугейт. Королевское путешествие в Норфолк тайно началось на месяц раньше, и, как только укатила Елизавета, богачи смылись из города так же быстро, как и бедняки. Очереди возле гнездышка Шэй поредели до того, что в какой-то день ей уже повезло предсказать всего две судьбы.