Призрак Канта

Только что, несколько секунд назад в вестибюле кто-то невидимый спрашивал второго невидимого: что ты шумишь?…

— Секундочку! — заревел Меркурьев. — Что здесь происходит?!

— Да тише, — умоляюще выговорила незнакомка. — Ты что, хочешь, чтоб они все сюда прибежали?!

Василий Васильевич перевёл дух.

— Так, — сказал он, разглядывая незнакомку во все глаза. — Что это значит?

— Я очень хочу есть, — призналась она. — Но туда, где все, я не пойду. Я их боюсь. Я просто возьму чего-нибудь, вернусь к себе в комнату и съем.

— Н-да, — протянул Василий Васильевич, у которого всё ещё молотило в груди, — началось в колхозе утро!..

Духовная дочь Сантаны, проводница по тонким мирам, знаток потусторонних сил и последовательница некоего Пуришты, ему неизвестного, переминалась с ноги на ногу и старалась на Меркурьева не смотреть.

Мало того, что она оказалась коротко стриженной блондинкой, мало того, что без густо подведённых глаз и звезды во лбу она выглядела совершеннейшей девчонкой, мало того, что в джинсах и маечке она казалась лёгкой, как будто бестелесной, так ещё вдобавок она шмыгала носом и то и дело утирала его бирюзовым носовым платком — бирюзовость, видимо, призвана была отдавать дань Пуриште!..

Василий Васильевич, много лет проработавший в пустыне и научившийся отличать один бархан от другого и знавший в лицо всех ишаков и верблюдов — этими знаниями и умениями он снискал необыкновенное уважение среди местного населения, — чувствовал некоторую растерянность.

— Есть, конечно, хочется, — промямлил он, а духовная дочь Сантаны вновь виновато высморкалась. — Там всё дают… Нинель Фёдоровна старается…

— Я туда не пойду без грима.

— Без чего?! А, да. С кем ты разговаривала в коридоре, где камин?

— Я? — она всё-таки посмотрела на него. — Ни с кем. Я спустилась и пошла в столовую.

— Ты говорила: не шуми! И ещё что-то про камень. Что за камень? Изумруд?

— Да ни с кем я не разговаривала ни в каком коридоре, — возмутилась преобразившаяся дочь Сантаны, — говорю же! Я спустилась, чтобы добыть еду. Пусти меня, я пойду.

Василий Васильевич почему-то посторонился.

Она шмыгнула носом, выглянула в коридор, покрутила головой и моментально пропала с глаз, словно просочилась в щель между мирами.

Василий Васильевич вышел следом, тоже покрутил головой — никого не было в коридоре — и вернулся в гостиную.

— Василий! — набросилась на него Нинель Фёдоровна. — Куда ты делся?! Остывает всё!

Он посмотрел на Лючию, которая беседовала с Емельяном Ивановичем и не обратила на его возвращение никакого внимания — и хорошо, иначе пришлось бы снова выбегать в коридор! Софья сразу же пристала с вопросами, когда и куда они завтра пойдут гулять, а Стас пошутил, что если во время каждой их совместной прогулки будут находить по трупу, людей не хватит.

Домоправительница поторапливала его, и Меркурьев, раздумывая, уселся за стол. Перед ним на огромной тарелке помещалась приблизительно половина утки, какие-то затейливые овощи, горка риса и что-то ещё.

Василий Васильевич стал строить планы, как бы половину от половины переправить последовательнице и проводнице. При мысли о том, что она сидит одна у себя в комнате голодная и простуженная, а они все тут пируют, ему становилось неловко.

Он отломил половину от половины утки и ту, что была с ногой, — самую аппетитную! — потихоньку отложил на хлебную тарелку.

Виктор Захарович налил ещё по стопочке. Вид у него был жизнерадостный.

— А ты не охотник, Василий Васильевич?

Меркурьев отрицательно покачал головой. Он ел утку, и ему казалось, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал, сразу забылись ночные голоса, и метания в темноте, и неловкость перед Антипией.

Как её на самом деле зовут? А, Марьяна, Мура!..

А Лючию как зовут на самом деле? Нужно будет узнать у Захарыча.

— Здесь, в лесу, охотничий домик есть, — продолжал хозяин. — Уж не знаю, кто и когда его поставил, поговаривали, что Фридрих Великий, он знатный был охотник. Мы детьми всё туда бегали, надеялись привидения увидеть.

— Это ты к чему, Виктор Захарович? — не понял Меркурьев. Разговаривать о привидениях ему не хотелось.

— К тому, что на охоту можем сходить, — неожиданно заключил старик. — Заодно домик посмотрим.

— Архитектурный шедевр? — спросила Лючия и улыбнулась.

Меркурьев жевал.

— Да какой шедевр, так, память старины, — сказал Виктор Захарович.

— А я охочусь, — сообщила красавица, все посмотрели на неё. — И ружьё у меня с собой, и снаряжение. Отчего же не сходить, если вы приглашаете!..

«Должно быть, пойнтер тоже с собой, — подумал Меркурьев, — и грум. А лошадь?…»

— Да я вон Василия приглашал, — пробормотал Виктор Захарович.

— Мы его уговорим, — пообещала Лючия. — Вы дадите себя уговорить?

— Я? — переспросил Василий Васильевич как дурак. — Конечно. Уговаривайте.

— Завтра, — пообещала красавица. — Всё завтра. Нынче уже поздно.

— Я вот что хотел спросить, — произнес Меркурьев громко. — Никто ночью не слышал, как покойник на улицу выходил? Если он с четырёх утра в камышах лежал, значит, вышел сразу после трёх. Никто не слышал?