Призрак Канта

— Каких-то философов приплели на пустом месте, — сказала Софья с досадой, захлопнула журнал и кинула его на столик. — То Кант, то Протагор, ещё чище!.. Стас, лучше чаю налей. Духов вызывать и то веселее! Где эта колдунья? Может, вызовем?

Лючия поднялась с кресла, подошла к камину и взяла с мраморной полки коробок спичек. Пляшущее пламя освещало её всю, от остроносых туфелек до плотных, как у камеи, волос. Все смотрели на неё, и она знала, что смотрят.

— То есть вы ничего не расскажете, правильно?

Меркурьев, на которого она уставилась, внезапно для себя покраснел.

Покраснел он тяжело, густо, весь залился свекольным цветом, шее стало жарко, и зашумело в ушах.

Лючия не отрывала от него глаз.

— Нет, я готов, — пробормотал Василий Васильевич непослушными, набрякшими губами. — Только не знаю, что вам рассказать.

— Правду, — настаивала Лючия. — То, что было на самом деле.

— Мы нашли тело и целый день провели в отделении, — сообщил Меркурьев правду. — Всё.

Она опустила глаза, и он смог передохнуть.

— Ну, как хотите, — проговорила красавица. — Я сама попробую узнать правду.

— Для этого необходимо свободное познание, — снова вступил Емельян Иванович. — Но как только пытливые силы духа устремляются вдаль, и самые недосягаемые цели с неотвратимой властью притягивают к себе человеческий ум, он сразу же забывает об ограничениях своих способностей и препятствиях, поставленных природой.

— Вы хотите сказать, что мне не хватит ума? — уточнила Лючия, а Софья захохотала.

— Милая фрейлейн, я говорю, что потребно время и умственное усилие, чтобы разобраться в любом предмете. Даже при кажущейся его простоте.

Василий Васильевич встал.

— Куда?! — закричала на него Нинель Фёдоровна. — Я утку несу!

— Я на секунду, — пробормотал Меркурьев и выскочил в коридор.

Здесь было почти темно — горел всего один торшер — и холодно.

— Что такое? — сам у себя спросил Василий Васильевич и потёр лицо. — Колдовство какое-то!..

Он опёрся обеими руками о резной столик и постоял так некоторое время. Прямо перед ним восстала картина, но он не понял, что на ней изображено.

Постояв, он пошёл в сторону вестибюля. Там света не было вовсе, только плясали слабые отблески пламени. В камине догорали дрова.

Василий Васильевич пересёк дубовый холл, подёргал двери — они были заперты, — и подошёл к столику, на котором лежала «Философия Канта».

Он точно помнил, что утром закрыл её, но сейчас книга была открыта и лежала страницами вниз.

— Пятьдесят седьмая, — произнёс Василий Васильевич вслух. — «Итак, философ не испытал в жизни ни сильных страданий, ни сильных радостей, которые приносят с собой страсти»!

Перевернул ее посмотрел.

«Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий». Всё верно.

— И долго это будет продолжаться? — требовательно спросил Меркурьев у книги. — Ты что, издеваешься надо мной?!

— Тише, — произнёс незнакомый голос совсем рядом. — Что ты шумишь?

Василий Васильевич дёрнулся от неожиданности, «Философия» свалилась на пол.

— Это не я, — ответил второй голос. — Это он.

— Кто здесь? — очень тихо спросил Меркурьев. Ладони у него стали влажными.

— Никого здесь нет, — сказал первый голос.

— Как же нет, когда есть, — тут же отозвался второй. — Ты двери закрыл?

— За… закрыл, — выговорил Василий Васильевич в темноту.

— Всё закрыто, — сказал первый голос. — Гости прибыли.

— Как?! Все?!

— Давно прибыли.

— А камень?

— И камень на месте.

Василий Васильевич мелко и часто дышал.

— С кем вы разговариваете? — спросил он и огляделся по сторонам. — Или я с ума сошёл?

— Пойдём отсюда, — предложил первый голос. — Всё только начинается, и дел полно. Ты только не суетись!.. Вечно торопыжничаешь!..

— Ты меня не учи, — разозлился второй. — Я как могу, так и действую, а хочешь, делай всё по-своему, и с меня тогда не спрашивай!

Голоса удалялись, словно уходили по коридору.

Меркурьев заметался.

Он взлетел по чугунной лестнице, она неодобрительно загудела. На втором этаже тоже было темно и тихо, и никого. Он сбежал вниз, обежал вестибюль и выглянул на улицу. Под липами сиял в лунном свете белый «Кадиллак», а больше никого и ничего. Меркурьев кинулся обратно в дом, ещё раз обежал вестибюль и коридор — с тем же результатом.

Но он своими ушами слышал разговор! Кто-то вышел из гостиной следом за ним и разговаривал совсем рядом! Если в доме не скрывают ещё каких-то людей, значит, разговаривали свои, то есть гости!..

Он заглянул в камин, словно там мог кто-то прятаться, повернулся и в это мгновение увидел.

Густая тень втягивалась в тёмные двери столовой. Гаснущий свет из камина на миг выделил её из окружающего мрака.

Василий Васильевич кинулся следом.

Из гостиной доносились голоса и пробивалась полоска света, а в столовой было совсем темно.

Меркурьев перехватил дверь, которая почти закрылась, с силой дёрнул ее на себя и оказался… нос к носу с незнакомцем.

— Здрасти, — громче, чем нужно, сказал Василий Васильевич, зашарил рукой по стене, нащупал «пупочку» и потянул. Зажёгся свет. — Вы кто?! Что вы здесь делаете?!

— Тише, — сказал незнакомец, вернее, незнакомка. — Что ты шумишь?