Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем

Через тридцать шесть часов жена ответила: «Очень жаль, но у детей аллергия на многие фрукты. Даже если все будет вымыто, следы могут остаться. Не могу рисковать… Извините!»

Джейн отвечала еще и за одежду М.Б. – ржавого цвета хаки и белую футболку. Костюмер Николь попыталась облегчить ей задачу.

– Я могу заняться одеждой, потому что она все равно моя, – сказала Николь в первый день съемок, а потом, подмигнув, добавила: – Мне будет даже приятно.

– Спасибо, – ответила Джейн. – Но за доставку и состояние одежды отвечаю я, и не могу рисковать. Прости.

Прошлой ночью Джейн спала в белой футболке. Она приняла душ и натянула ее на влажную кожу. Никаких трусиков. Легла в постель и принялась трогать себя и тереться грудью о футболку. Футболка была большая, и она могла протянуть ее между бедер, как подгузник.

К десяти приехали более значимые люди. Триб, режиссер, уселся между съемочных вагончиков и потягивал матча латте. На работу из Greenwich, где жил и М.Б., он добирался на городском велосипеде. В этом отеле даже проливной дождь казался красивым.

Джейн уселась за стол на улице. Главный художник, сварливая разведенка, протянула ей пластиковую тубу с зеленой краской и велела убрать некрасивые листья. Можно было бы послать подсобного рабочего купить новый контейнер за $3.99, но порой киношники становятся безумными скрягами. Поэтому Джейн присаживается и разбирает темно-зеленые влажные листья салата, убирая сухие. Под ногтями скапливается зелень.

Тихо играет Private Conversation Лайла Ловетта. У Джейн двадцать минут, чтобы привести себя в порядок перед его появлением. Когда она нервничает, кожа становится жирной, поэтому она бросила листья и вытащила из кармана джинсов пачку салфеток. Притопывая в такт музыке, приложила одну к носу – та стала прозрачной от жира. Она услышала какой-то звук и обернулась.

Это был Бог. Это была жизнь. Жизнь, которая вечно трахает тебя вероятностью рака.

Он приехал пораньше.

Есть волки, есть лисы, есть куропатки, есть агенты и есть женщины, которым можно заплатить, чтобы они врезали вам по яйцам острым носком туфель, которые вы сами им и купили для этой самой цели. Есть знаменитые политики. И актеры. А еще есть мужчины, которые не только красивы и обаятельны, но еще и от рождения получили нечто большее. Тесную нежность пашмины (элитный кашемир), зеленые глаза, которые могут трахать на расстоянии.

– Джейн, – сказал он, словно зная, что она будет счастлива услышать от него свое имя.

Джейн поперхнулась, сложила салфетку и смяла ее в кулаке.

– Привет!

Он улыбнулся и со стаканчиком в руке присел за тиковый стол. Солнце было таким, каким бывает солнце, которое светит только для тебя. Он откинулся на спинку кресла и выставил вперед колени. Сцепил руки. Он принадлежал к элите, а она была дворняжкой. Фиговая картинка, какую домохозяйка рисует себе за бокалом Chablis в доме в Нью-Джерси. Нарисованные деревья и картонная луна. Повесь ее в комнате второго ребенка и убейся, черт побери.

– Хочешь кофе? – спросил он. – Пойду принесу нам кружки.

Она была уверена, что он никогда не вернется. Но он вернулся с двумя большими кружками цвета неба в планетарии. Он разлил черный кофе и протянул Джейн.

– Мне жаль Петру – я слышала, вы были друзьями.

Джейн всегда умела говорить то, чего не могли другие – они для этого были слишком уж англиканами.

– Спасибо. Да, мы были близки. Я до сих пор в шоке.

Он опустил глаза. Она подумала, что умершая модель стоит на коленях между его ног. Интересно, когда трахаются два ослепительно красивых человека, это, наверное, довольно тускло. Как Барби и Кен. Гладкие, пластиковые соприкосновения, минимум жидкостей, чистые волосы.

– Тебе нравится песня? – спросил он.

– Я люблю Лайла Ловетта, – ответила она.

– Он отличный парень. Мы были на мальчишнике у нашего общего друга в Лос-Кабос.

М.Б. начал покачивать головой в такт, закусив нижнюю губу. Она уловила его запах. Ничего особенного. Холст и чистые собаки. «Хочешь его трахнуть?» – спросила она себя и рассмеялась.

– Над чем ты смеешься? – спросил он с легкой полуулыбкой.

Джейн покачала головой.

– Просто так. Ничего…

Он весь – сплошной секс. Из тех, кто трахается от горя или от легкой печали из-за простой потаскушки. Господи, но Джейн не из тех, кто спит с такими, как он. Она любила его. Она достаточно нравилась себе, чтобы полюбить его, но на свой счет не заблуждалась. Маленькая. С мальчишескими ногтями. Блондинка, но не калифорнийская, а, скорее, из Индианы. В узких брюках ее ноги казались палками.

– Как насчет кофе? – спросил он, потому что она не сделала ни глотка.

– Пойду возьму молока, – ответила она, чувствуя себя словно на мотокроссе.

– Я возьму из артистического буфета, – предложил он. – Надеюсь, ты не против сливок из лесных орехов.