Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем

Джейн написала в ответ: «Да». На экране казалось, что она ответила: «Да, черт побери!»

Она включила свой маленький старый iPod, соединенный с небольшим плейером, и выбрала любимую бразильскую ленту – она часто включала эту музыку, мечтая именно о таком моменте. С того дня, как она начала работать в кино, еще до того, как его утвердили на эту роль, она об этом мечтала. Невероятно!

Двигаясь под бразильские ритмы, Джейн чувствовала себя безумно сексуальной. Никогда прежде она такого не ощущала. Она достала прошутто San-Daniele – купила упаковку по дороге домой на свои последние двадцать долларов. И еще багет. На сыр денег не осталось, поэтому она купила намазку.

Джейн всегда думала о времени – в мыслях она забиралась на пять-десять лет в будущее. Ей нужна была сумма не заоблачная, но комфортная – стоимость подержанного «Bentley». И тогда она сможет нанять кого-то, кто разберет вещи отца и коробки в хранилище, которое она оплачивает с большим трудом, выкинет хоккейные кубки и пробники губной помады и скажет ей, что давно пора выбросить блокнот, где она начерно составляла налоговую декларацию в 2003 году.

Всегда легче говорить окружающим, что делаешь что-то ради денег, а не ради любви. Можно переехать на другой конец страны ради низкооплачиваемой интернатуры. Но нельзя сделать то же самое ради мужчины, который вовсе не посылал за тобой.

Прозвучал звонок. Он уже внизу, возле ее убогого подъезда. По соседству находилась хипстерская забегаловка с соленьями. Каждое утро там воняло мочой, а к обеду начинало пахнуть уксусом.

– Это восхитительно, – сказал он.

«Черт тебя побери», – подумала она, потому что уже начала его ненавидеть.

Он оторвал горбушку багета с пармским лимонным маслом, прожевал и стал осматриваться. С собой он принес коричневый бумажный пакет с едой. Оссобуко (традиционное блюдо кухни Ломбардии из телятины), морковь, сельдерей, томатная паста, бульон. Останавливаясь в отелях, он всегда скучает по готовке. Он не спросил заранее, не вегетарианка ли она, но сейчас все же поинтересовался. Она не была, но даже будь она вегетарианкой, то не отказалась бы от телятины.

Картина висела в спальне. Стены в спальне были покрашены в лососево-розовый цвет, неровности штукатурки бросались в глаза. Над кроватью висело отцовское распятие. Еще в комнате стоял лишь черный комод. Время здесь замерло, словно в мексиканском борделе. Но он мог трахнуть кого угодно. Он мог выйти на улицу, дотронуться до плеча женщины любого возраста, замужней – любой. И женщина отдалась бы ему на капоте ближайшей машины.

– Я очень это ценю, – он перекинул кухонное полотенце через плечо, продолжая готовить ингредиенты.

Ее iPod он переключил на свой смартфон, и зазвучала музыка, какой она никогда прежде не слушала. Джаз-рэп-блюз-соул-фолк. Исполнитель пел о революции, заключении, массовом предательстве. Она представила себе суровые карибские пейзажи и почувствовала себя растекшимся ванильным мороженым.

– Что? – спросила она.

– Что ты позволила мне готовить для нас. Кастрюли новые?

– Эээ… да… Я купила их пару недель назад…

– И ни разу не пользовалась? Ты часто ешь вне дома?

– Ну, это же Нью-Йорк, – ответила Джейн, осознав себя невероятно глупой.

Он обмотал телятину кулинарным шпагатом. Руки у него были красивыми, но при этом очень мужскими. Двигался он легко и элегантно. Он сказал, что занимался аштангой (одна из систем хатха-йоги), и они немного поговорили про йогу. Чтобы не смотреть на него слишком пристально, она перевела взгляд на сырую телятину. Два куска, размером и формой напоминавших сердце, пахли менструацией.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

Она не ожидала этого вопроса. Джейн была моложе его, но все же слишком старой. Оглядываясь назад, ей казалось, что только что ей запрещали зажигать спички, она играла с куклой Барби и розовыми резиновыми мячами, и вот она уже начала трахаться.

– Двадцать девять, – ответила она. На самом деле, ей был тридцать один год.

Он кивнул, сосредоточенно втыкая веточки тимьяна в мраморное мясо.

– А тебе?

– Тридцать шесть. Черт, через неделю мне будет тридцать семь.

– Тридцать шесть – отличный возраст для мужчины, – кивнула она, а про себя подумала: «Но тридцать семь – это слишком много».

В животе у нее забурчало – она и не понимала, как проголодалась. М.Б. сделал вид, что не услышал. Хорошо бы снять на видео, как он хозяйничает на ее кухне, потому что сейчас она не могла насладиться моментом в полной мере. Невероятно! Его брюки были немыслимо мягкими – она никогда таких не видела. Желание ее расщепилось. Ей хотелось играть с ним. Чтобы он съел ее. С мазохистским наслаждением она подумала об умершей модели. Тонкие ноги, одинокая маскара.

– Хочешь посмотреть Фишла?

– После ужина, – ответил он, словно она жила в многокомнатном доме.