Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем

Ее имя тоже было знакомо. Так называлась светлая пыль, которую его дед всегда клал в кофе. Филипп каждое лето приезжал к деду, учился делать вино, готовить яйца, учился ходить с тростью и обращаться со всеми вещами, которые теперь продавались на Эббот-Кинни за 495 долларов. Именно дед, а не отец всегда был для Филиппа примером, несмотря на сходство с отцом. Он всегда хотел жить, как дед. Абсолютно бедным, но гордым, как Кеннеди. Дед каждый день работал на двадцати семи акрах песчаной земли в округе Монтерей. Сейчас там все заросло коноплей, и урожай собирают мексиканцы с завязанными платками носами. Но когда-то дед поднимался каждое утро, чтобы выпить свой кофе с креморой и сливочным печеньем, а потом отправлялся пахать поля, пасти быков, забивать свиней, и заниматься кучей самых разных дел. Дед, в честь кого его назвали. Дед, которому для того, чтобы двигаться вперед, были нужны только собственные руки – и ничего больше.

Уик-энд за городом

В конце августа жарким воскресным утром Ферн и Лив загорали в загородном клубе родителей Лив. Им было по двадцать семь – они вполне могли приезжать сюда из города на выходные, купаться в бассейне, обедать куриным салатом в патио, относя расходы на счет толстого отца Лив.

Но вчерашний вечер был странным – рвущиеся презервативы, теплые дижестивы (алкоголь) … После такого вечера оставаться на Манхэттене в августовскую жару было просто невыносимо.

Они расположились на шезлонгах у бассейна. Маленькие девочки плескались и визжали, а тощие мальчишки ходили под водой, выставив ладони, словно акульи плавники. В клубе не требовали купальных шапочек даже от детей с очень длинными волосами. Шапочки – для городского бассейна, где у купальщиков сыпались волосы с секущимися концами.

Работники клуба в шортах цвета хаки и кремовых поло собирали заказы на напитки, и минут через сорок возвращались с диетической колой с ломтиками лимона. Девушки смотрели на свои ступни и дальше, где в воде резвились раздражающе жизнерадостные дети. Они смотрели, ощущая, как солнечные лучи греют им шею. Небо в пригороде было ослепительно голубым – а ведь на Манхэттене небо всегда вылинявшее, словно ты только что переспала с каким-то парнем в той самой маленькой комнатке, где твоя лучшая подруга трахалась с другим парнем.

Ферн и Лив постоянно пытались определить, кто из них красивее, сексуальнее, кто сможет без очереди пройти в Le Bain, кто элегантнее скрещивает ноги, когда пьет кортадо (напиток из кофе и молока) в кафе. Ответы были разными – в зависимости от того, оценивали ли они себя издалека или вблизи, в чем были одеты, как выглядела прическа, сколько им удалось отдохнуть и, конечно же, за кем активнее ухаживали высокие парни со степенью МВА.

Но были и факты. Ферн была стройнее Лив, зато Лив была высокой блондинкой с потрясающей красоты и формы грудью. В определенном свете Лив можно было назвать пухленькой – например, в джинсах или леггинсах для гимнастики или силовой йоги. При определенном освещении и без макияжа лицо Ферн могло показаться бесформенным. Лив легче было назвать красивой – особенно нравилась она чернокожим и датчанам. Ферн чаще казалась сексуальной и загадочной. Ее любили маленькие еврейские мужчины. И мужчины из Латинской Америки, и итальянцы из Джерси или Делавэра. Финансисты с заячьей губой и блогеры из Бушвика. Ирландцы любили их обеих. Барменов они обе не привлекали.

Ферн читала «Песнь палача». Ей нравилось, как тяжелая книга лежит на ее бедрах. Ей хотелось ощущать ее тяжесть. Лив листала какой-то комикс – она вообще была веселой девушкой, такой, кто остается в баре допоздна с теми, кто ждет возможности с кем-то перепихнуться, или с алкоголиками, которым вообще нечего делать дома. Лив относилась, скорее, к последней категории. Быть вне дома ей куда как лучше, чем трахаться. Рядом с ней другим было неудобно уезжать домой раньше двух часов ночи.

Ферн думала об опустевшем доме ее детства. Хотя дом находился всего в трех милях, ее семья никогда не принадлежала этому клубу. Лето они проводили у городского бассейна. Стелили коричневые полотенца и одно светло-желтое неправильной формы прямо на горячий цемент. Она плавала, а родители курили. А потом на колесе судьбы оба вытянули смерть от рака – сначала отец, потом мама. Ферн всегда казалось, что это колесо находится в самом грязном уголке Лондона, и вращает его мужик с желтыми зубами. Маму кремировали всего несколько месяцев назад.