— Ты что, не знаешь этих лисвисов? Спать с невестой до свадьбы — это же неприлично и неканонично! Боже упаси!
— Какой кошмар, — грустно улыбнулась Ингерда.
— Не знаю, как им это удается? — пожал плечом сын, — насколько я понял, лисвисы — ребята темпераментные.
— И давно ты это понял? — посмотрела она насмешливо.
Он не ответил, только махнул рукой.
— Что-то ты мне не нравишься, ма. Бледная какая-то, в глазах тоска. Пора тобой заняться… Давай чего-нибудь выпьем для настроения.
— Можно, конечно, — смутилась Ингерда, она не знала, хорошо ли это — пить с собственным сыном, — но я ничего не заказывала.
— Это не проблема.
Эдгар уверенно открыл дверки резного шкафчика и извлек оттуда вилиалийскую бутылку. Местные вина были в глиняных кувшинах.
— «Аснадавилмакрос туру». Знаешь, как переводится?
— Как?
— Теплая тина забвения.
— О, Боже…
— Ты что, классное вино. Доставай рюмки.
— Откуда я знаю, где тут рюмки?
— Три дня живешь и не знаешь? Вон в том буфете за колонной.
Они сели на мягкий диван.
— Пей маленькими глотками, — посоветовал Эдгар, — эта «теплая тина» как водка с перцем, только сладкая.
— Все-то ты знаешь, — усмехнулась Ингерда.
Она смотрела на него и удивлялась, как он вырос и изменился. Ей даже казалось порой, что это кто-то другой, а не Эдгар. После первой же рюмки ей захотелось расплакаться и пожаловаться на судьбу. Но не сыну же! Во рту жгло, хотя и было сладко, как от клубничного леденца.
— Как Гунтри? — спросила она.
— Курит, — коротко ответил Эдгар.
— Никаких сдвигов?
— Я пытаюсь в него влезть, но там только проблемы тела. У него нет ни мыслей, ни чувств. Одни ощущения: холод, голод, страх, головная боль и ломка, если сигарету не дают. Тоска, да и только… ну его к черту… как ты тут устроилась? Тебе нравятся эти хоромы?
— Мрачновато. Но роскошно. И слишком много лишних деталей. Я привыкла к корабельному аскетизму.
— Расслабься, мамочка. Ты слишком зажата. Надо уметь жить и на земле. И позволять себе отдельные слабости.
— Слабости? — она внимательно посмотрела ему в глаза, — ты же мне первый этого не простишь.
— Я?! — изумился Эдгар.
— Конечно, ты. Кто же еще?
Она сама испугалась того, что сказала, но было уже поздно.
— Мамуля, — с упреком посмотрел на нее Эдгар, — я прекрасно понимаю, о чем речь. Если вы с Лецием двадцать лет не можете договориться, то зачем приплетать сюда меня? Хочешь, скажу, в чем дело? Все очень просто. Ты не нужна ему так сильно, как хотела бы. Вот и все. Леций голову никогда не потеряет.
— Он… тебе не нравится?
— Наоборот. Он слишком хорош для тебя, мамочка. Мне не нравится, что ты столько лет так глупо по нему сохнешь.
Обидно было это слышать. Особенно от сына.
— Я не сохну, — тихо сказала она.
— Ты, конечно, замечательная женщина, — поспешно добавил Эдгар, — героическая, самоотверженная. И даже красивая. Ну и что? Подумай: кто ты, и кто он?
Она и так об этом думала. И даже чаще, чем нужно.
— Что же мне делать? — с отчаянием спросила Ингерда.
— Кончай сохнуть по богам, — серьезно сказал сын.
Она поняла, что сейчас все-таки расплачется.
— Я не могу, — обречено проговорила она, — я люблю его.
Эдгар смотрел на нее без особого сочувствия. Раньше он был неуловимо скользким, всегда отшучивался и уходил от серьезного разговора. Может, и правильно делал? Теперь он не уходил, но говорил такое, что лучше бы этого не слышать.
— Охотно верю! — усмехнулся он, — сильный, красивый, да еще правитель — роковая смесь для любой женщины! Представляю, как убиваются по нему несчастные аппирки! И ты туда же… Все вы одинаковые.
— Эд, что ты говоришь?
— Разве не так?
— Как ты можешь так думать? Все гораздо сложнее!
— Я понял одно: женщины любят сильных. Что, будешь спорить? Со слабыми они только играют как с котятами. Иногда дают полакать молочка. До поры до времени.
Ингерда смотрела на усмешку сына, и ей было не по себе. Неужели эта распутная жрица так на него повлияла?
— Ты с ума сошел, — сказала она, — как ты будешь жить с такими мыслями?
— Что ты волнуешься, не понимаю? — пожал он плечом, — слабым я не буду. Я черный тигр. И уж такого добра, как женщины, у меня будет полно.
— Это ужасно, Эд, — покачала она головой, — ты уже заранее презираешь тех, кто тебя полюбит.
— Да что ты, я добрый!
Эдгар протянул ей вторую рюмку.
— На-ка, глотни «тины». А то ты, кажется, снова собралась меня воспитывать?
Она думала, что они говорят о ней, что эта печальная история ее любви. А оказалось, что это история Эдгара и Кантины. И кого ни возьми, у всех своя печальная повесть…
— Я слишком много упустила, — сказала она, — но когда-то ведь надо заняться твоим воспитанием?
Эдгар посмотрел на нее насмешливыми зелеными глазами.
— Ма, ты сама ни черта не понимаешь в жизни, — заявил он, — понаделала ошибок и сбежала в космос. Чему ты меня можешь научить? Управлять звездолетом?
Ингерда выпила вторую рюмку. Во рту уже не жгло. Только в груди.
— Живи, как знаешь, — сказала она с горечью.
Все изменилось в замке Маррот, Ольгерду даже показалось, что он заблудится. Помощники Анзанты помогли ему выбраться из лабиринтов и проводили в гостиную.