Ольгерд уже подбежал и заломил ей за спину руки. Она больше не вырывалась, только презрительно смотрела на сына, высоко подняв растрепанную голову.
— Зачем тебе меч, Руэрто? Ты же не способен прихлопнуть даже муху!
— Пора остановить поток твоих преступлений, — бесстрастно ответил он.
— Все же для тебя, — с ненавистью сказала она, — слюнтяй, ничтожество, шут гороховый… если б ты не был такой тряпкой, мне не пришлось бы расчищать тебе дорогу!
Руэрто на секунду закрыл глаза. Он был такой бледный, что Ольгерду показалось, что он сейчас упадет.
— Больше ты не будешь за меня решать, мама.
— Значит, найдется кто-нибудь другой. Ты сам ни на что не способен.
— Ты права, — согласился Нрис, — я именно такой и есть. Слюнтяй и ничтожество. Ол, поставь ее на колени.
Ольгерд заколебался, не рано ли они хотят с ней расправиться.
— Поставь, — настойчиво повторил Руэрто, — иначе мы упустим ее.
Ольгерд надавил Сии на плечи. Она медленно опустилась на пол. Черные волосы выбивались из растрепанной прически и падали на высокую шею. Он подобрал их и заправил назад, под заколку.
— Как ты нежен, — усмехнулась она, — может, поцелуешь меня на прощанье?
Ольгерд ей не ответил.
— Наклонить? — спросил он Нриса.
— Нет, — покачал тот головой, — просто отойди.
Картина была совершенно бредовая. Сия стояла на коленях и смотрела на сына, бледный Руэрто занес меч с горизонтальным размахом. Рука его дрожала.
— Хоть тут-то будь мужчиной, — презрительно сказала она.
И это были ее последние слова. Руэрто снес ей голову одним ударом. После чавкающего звука и отвратительного хруста из тела брызнул фонтан крови. Потом был глухой удар головы об пол.
Минут пять они стояли молча, забрызганные и ошеломленные. Потом Руэрто покачнулся.
— Вызови всех, — сдавленно проговорил он и вышел из гостиной.
Ольгерд подобрал с пола свою рубашку, медленно застегнулся. Зубы почему-то стучали. Он глотнул вина из бутылки, потом только позвонил Лецию.
— Бери Конса и Кера и прилетай к Руэрто, — бесцветным голосом сказал он, — женщин лучше не брать.
Риция уныло пила чай у Флоренсии. Вокруг все было родное: диван, подушечки, столик на колесиках, — не то, что во дворце. Ей, как никогда, хотелось сейчас вернуться в детство.
— Пойми, — рано или поздно он все равно бы узнал, — раздраженно говорила Флоренсия, — так зачем тянуть кота за хвост?
— И что теперь? — посмотрела на нее Риция.
— Теперь ты хотя бы не будешь метаться. И со временем успокоишься. Ольгерд — не единственный мужчина на свете. Найдешь другого, для которого будет неважно, кто ты.
— Он говорил, что ему тоже неважно.
— Говорил! Ты бы видела его лицо…
— Но он же ничего не сказал?
— Он был в таком шоке, что и не мог ничего сказать.
— Ладно, — вздохнула Риция, — переживет. Я тоже не единственная женщина на свете. Я вообще не женщина.
— Перестань на себя наговаривать, — возмутилась Флоренсия, — ты можешь быть вполне нормальной. Не знаю, что его так потрясло. Честно говоря, я не ожидала такой реакции.
— А тебе, — заглянула ей в глаза Риция, — разве не страшно общаться с нами, мутантами? Мы же как мины замедленного действия. Мало ли что?
— Не страшно. Я люблю вас.
— Но среди нас есть убийца!
— Рики, пусть каждый отвечает за себя. И убийца в том числе.
— Ты не понимаешь! — Риция от волнения встала, ей трудно было объяснить, что она чувствует и о чем неустанно думает в последние дни, — мы не можем отвечать каждый за себя, мы — одна семья и болеем какой-то ужасной болезнью. Раньше я только гордилась, что мы, Прыгуны, такие сильные, такие важные… Но есть и оборотная сторона нашей силы. Теперь я просто себя боюсь: а вдруг во мне проснется такой же монстр? Если Руэрто смог так преобразиться, почему другие не могут? И это самое ужасное, мама. Я боюсь себя. И я понимаю Ольгерда. Со мной лучше не связываться!
Ей стало так обидно от своих же слов, что на глаза навернулись слезы. На самом деле она надеялась в глубине души, что Ольгерд любит ее и будет любить, несмотря ни на что. Но это были только эмоции. Здравый смысл говорил, что такого быть не может, а теперь это подтвердила и Флоренсия. Чуда не произошло.
— Я вообще никогда не выйду замуж, — заявила она подумав.
В комнату заглянул Конс, на его хмуром лице появилась улыбка.
— О чем болтаете, красавицы?
Он любил, когда Риция ночевала дома, но никогда не возражал, если она возвращалась во дворец. Она с детства привыкла к тому, что у нее два отца, ей казалось, что так и надо. Они были совершенно разные, часто спорили и даже ссорились, но никогда — из-за нее.
У нее было счастливое детство, веселая юность, она всё время радовалась жизни. Что же случилось теперь? Почему так не хочется жить? Почему страшно заглянуть вперед?
— Посиди с нами, папа, — сказала она, — мы так редко стали видеться.
— Может, переедешь к нам? — спросил он, садясь рядом.
— Может, и перееду, — ответила она, — Верховной Правительницы из меня все равно не получится. Это я уже поняла.
— И слава богу, — усмехнулся он, — зачем тебе это?