Призрак Малого Льва (СИ)

— Я не болтлив, — сказал Элигвааль, любуясь ею.

Лауна все-таки отпила из чашки, едва прикасаясь к ней нежными губами.

— Так что? — спросила она, — ты дашь мне приворотное зелье?

— Дам, — хмуро ответил он, — но кто смеет тебя не любить?

— Именно тот, кто мне нужен, — усмехнулась она.

— И ты не в силах от него отказаться?

— Это уже мое дело, колдун.

— Пойми: зелье — это обман. Это не есть любовь.

— Пусть так.

Пусть так. Пусть любит, кого хочет, и живет, как хочет. Ему-то что?

— Тебе придется немного подождать, Лаунавээла.

— Я согласна.

— Садись ближе к огню, скоро все застынет.

— Можно мне посмотреть, как ты будешь варить зелье?

— Варить?

Элигвааль засмеялся. Его и правда считали колдуном! Он взял чашу с водой, поставил перед собой и уставился на воду.

— Как его имя?

— Чье?

— Твоего избранника.

— Это нужно?

— Иначе я бы не спрашивал.

— Коэмвааль.

— И этот Коэмвааль не поддается твоим чарам, вэя?

Лауна посмотрела на него блеснувшими карими глазами.

— Ты хочешь мне польстить, колдун, но делаешь мне больно.

— Прости, — сказал он, — скоро этот Коэм будет только твой.

Он посмотрел на Лауну, потом на воду в чаше и заструктурировал ее на смерть. Вода стала голубоватой и вязкой как масло.

— Ты принесла сосуд?

— Да. У меня фляжка.

Элигвааль наполнил флягу смертельной жидкостью, остальное выплеснул в огонь. Пламя взвилось до потолка как ужаленное. Глаза Лауны расширились от восхищения и ужаса. Дрожащими руками она убрала флягу в боковой карман своей шубы и встала.

— Не ходи в ночь, — сказал он, — ты замерзнешь. Дождись утра.

— Я лучше пойду, — попятилась гостья.

Элигвааль усмехнулся.

— Меня ты боишься больше, чем холода?

— Да. Я тебя боюсь, — призналась она.

— Что ж… иди. Раз я так страшен.

— Сколько я должна тебе, колдун?

— Нисколько.

Глаза ее снова сверкнули восхищением, перемешанным с ужасом.

— Иди, — сказал он, — желаю тебе счастливой любви.

* * *

— Что я наделал… — подумал он утром.

Ночью, когда она сидела рядом и смотрела испуганными и ждущими любви глазами, такая прекрасная, такая нежная и такая недоступная, страдающая о каком-то Коэмваале, который посмел не ответить ей взаимностью, естественным порывом было — убить этого типа. С утра же, в свете восходящего солнца, в тепле, согревающем стены и подоконник, с угасающими углями очага и в сладком запахе дыма, все это показалось диким.

Элигвааль еще не понял, чего он хочет. Просто на душе было скверно. Он, как обычно, прошел в хлев, косматые мурны, почуяв тепло, оживленно топтались в загончике. Он подоил двух самочек, потом выгнал всех на пастбище за поселком.

Солнце поднималось, угрожая к полудню все расплавить.

— Скорей бы зима, — подумал Элигвааль, — с холодом еще можно как-то бороться. А от жары никуда не спрячешься.

От жары лисвисы рыли глубокие подземелья. В каждом доме были глубокие подвалы и погреба. В полдень, особенно летом, никого на улицах не было, все отсиживались там. Когда-то, когда еще торговали с Вилиалой, были кондиционеры, охладители, освежители, равно как и батареи, обогреватели, камины, гелиоаккумуляторы. Остатки этой роскоши в устаревшем и потрепанном виде сохранились только у самых богатых. Они жили довольно комфортно. Остальные топили печи, ходили дома в шубах и рыли норы под землей.

Элигвааль знал, что связь с Вилиалой все-таки была, прилетали планетолеты, что-то привозили, что-то забирали, обменивались информацией, но это было только для узкого круга посвященных. А для остальных — это красный бог солнца Намогус еще раз прокатился по небу в своей огненной колеснице.

Элигвааль зашел в дом, выпил парного молока, съел лепешку с сыром и понял, что пора что-то делать. Найти Лауну было нереально, она жила под чужим именем. Он прикинул, где можно разыскать Коэмвааля, пока тот еще жив. Имя его ни о чем не говорило. Скорее всего, это был какой-нибудь столичный франт, молодой красавец, избалованный женским вниманием. И искать его следовало в Порге. Во всяком случае, это имело какой-то смысл.

Тянуть дальше было некуда. Набросив поверх белого летнего хитона меховую шубу, Элигвааль перенес себя в столицу, на рыночную площадь. Время было удачное: не жарко и не холодно, используя это преимущество с полной отдачей, лисвисы выбежали на улицы по своим делам. Столица кишела как растревоженный муравейник, особенно рынок. Так что внезапного появления рослого мужчины в черной шубе никто и не заметил.

Толпа была пестрая. Если по деревням жили обычно родственники, то в Порге собрались все подряд, на лицах мелькали все оттенки зеленого: от нефритового до почти черного, даже бородавники восседали на корзинах с овощами. От них, как правило, пахло плесенью, и характер у них был несносный. Одеты все тоже были по-разному: от легких летних платьев и хитонов до вязаных свитеров и мохнатых шуб. Это зависело только от того, до которого часа лисвис собирался пробыть вне дома.