Ричард нашел новую пачку «Зеленой звезды», сел на подоконник и закурил, чтобы немного успокоиться. Он глубоко затягивался и холодно размышлял. Собственно, что произошло? Дулась дочь. Сбегала жена. Ускользал Эдгар. Достали лисвисы. Обманывал Анаверти. И Гунтри томился где-то в сумасшедшем доме. Кажется, всё, если не считать крикуна Осоэзовуо. Плохо. Но не смертельно. Хотелось встать под ледяной душ, но почему-то не было сил. Он сидел на подоконнике и тупо смотрел в окно.
Эдгар прилетел из театра весь потный и неизменно веселый, тут же стянул с себя рубашку и сунул ее роботу.
— Чем-то пахнет, — заявил он, вертя головой, — по-моему, кто-то курит. Ой! Да это вы, Ривааль! А ведь это вредно, друг мой. А знаете почему? Потому что на запах сейчас сползутся эти зеленые наркоманы. Вон, уже кусты шевелятся! А много лисвисов одновременно — это очень, очень вредно.
— Съешь апельсин, — посоветовал Ричард.
— Ах, оставьте! — театрально отмахнулся Эдгар, — какие апельсины? Я расстроен…
— Сексуально взвинчен?
— Нет. Творчески обескровлен. У меня отобрали любимую роль!
— Какую? Носить письма влюбленных идиотов?
— Да, ту, где я пять раз выхожу на сцену.
— Что так? — усмехнулся Ричард, — они наконец поняли, что ты бездарен?
— Я гениален, — заявил Эдгар, принимая позу статуи императора-освободителя, — но… не каноничен.
— Как же так случилось?
— Я расту, — немного раздраженно, но все еще бодро сказал Эдгар, — ты что, не видишь? Пру вверх, как ядерный гриб. И перерос, подлец, главного героя. А это неканонично! Посыльный должен смотреть на героя снизу вверх.
Ричард удовлетворенно кивнул.
— Надеюсь, на этом твоя театральная карьера закончилась?
— Рано радуешься, — передразнил его Эдгар, — я могу сыграть гасителя фонарей в спектакле «Холодные объятья одиночества».
Они немного посмеялись, но потом Ричард спросил уже вполне серьезно:
— Не надоела тебе эта муть, Эд? Тебе ведь скоро двадцать. Может, хватит кривляться?
Внук посмотрел на него и резко отвернулся.
— Перестань, дед. Ты становишься похож на Доктора.
Это было сказано так нервно, что лучше было не развивать эту тему вообще. Ричард смотрел на широкую, загорелую спину внука и чувствовал тупое бессилие. Ссоры не хотелось, особенно сейчас.
Он не мог найти верный тон, он вообще не знал, как разговаривать с внуком. Эдгар признавал только шуточную и поверхностную форму общения, уходя от серьезного разговора любым способом. Это сводило на нет все попытки его понять. Впрочем, некоторая закономерность прослеживалась: чем навязчивее он паясничал и чем веселей хотел казаться, тем сквернее у него было на душе.
— Съешь апельсин, — снова посоветовал Ричард.
— Разумеется, — усмехнулся внук и посмотрел на него прищуренными зелеными глазами, — я же не курю.
Пришлось выбросить сигарету в форточку.
— Я тоже.
— Да? Значит, мне показалось.
По-прежнему чувствуя в мальчишке нервозность, Ричард спросил:
— Ты знаешь, что твоя мать прилетела?
— Знаю, — пожал плечом Эдгар, — мадам ждет меня вечером в гостинице… — он тряхнул головой и заговорил быстро, — как ты думаешь, что надеть? В синем пиджаке будет жарко, а у белого рукава коротки. Может, твой костюм с теплоотводом? Или…
Вся эта болтовня преследовала только одну цель — уйти от скользкой темы.
— Эд, — перебил его Ричард, — мне наплевать, в чем ты будешь.
Внук запнулся и сник. Но ненадолго.
— А на что тебе не наплевать? — спросил он раздраженно, — на нее? Да она тебя знать не хочет!
— Не хочет, и не надо, — спокойно сказал Ричард, — значит, так тому и быть. В любом случае она — моя дочь.
— У тебя железные нервы, дед, — усмехнулся Эдгар, — и адское терпение. Оно у тебя просто на лице написано. Знаешь, я не удивляюсь, что бабуля устраивает тебе сцены. У тебя такой всепрощающий вид, что мне тоже иногда хочется закатить тебе истерику.
— По-моему, ты уже начал.
— Неправда. Я спокоен. Чего мне дергаться?
— Вот и хорошо. Прими душ, причешись, надевай мой костюм с теплоотводом, прихвати букет и отправляйся. И веди себя прилично.
— Разумеется, я же не хам какой-нибудь.
Ричард еще не знал, как сообщить внуку, что Зела улетает с этим кораблем на Землю, и ему тоже нет никакого смысла тут оставаться. Момент был, кажется, подходящий, но в это время в открытую дверь вошла, виляя боками, соседская игуана. Собаки и кошки здесь не приживались, и люди с тоски, подобно лисвисам, разводили всяких рептилий.
— Фишка! — обрадовался Эдгар, — заходи, детка, хорошо, что ты пришла, а то дед меня воспитывает!
— Этот не Фишка, — сказал Ричард обреченно, разговора не получилось — это Мотли.
— Ты что? У Мотли гребень красный.
— Значит, Осканио.
— Осканио крупнее.
— А Фишка мельче.
— Точно. Это Мямлик.
Эдгар с любовью взял рептилию подмышку и посадил к себе на колени.
— Что-то больно тяжелый, — засмеялся он, — наверно, все-таки Осканио! Сейчас, друг мой, мы тобой займемся. Когти отрастил, брюхо немыто, образования никакого, старших не уважаешь, нотаций не любишь… Но для начала съешь апельсин!