Призрак Малого Льва (СИ)

Эдгар в последний раз критически осмотрел себя в огромном зеркале вестибюля. Ему стало смешно. Белоснежный костюм, который безупречно сидел на деде, шел ему как бегемоту панамка. Лицо никогда не отличалось совершенством, а тщательно прилизанные волосы и торжественный букет довершали облик полного идиота.

Надев на лицо счастливую улыбку, он поднялся на лифте и позвонил в дверь. Волнения никакого не было, он просто наносил визит вежливости. Когда ему было пять лет, он ждал и плакал. Теперь только смеялся.

Дверь отползла. Он вошел. Мать стояла посреди светлой комнаты с белыми, волнистыми занавесками. На этом светлом фоне ярко горели ее бронзово-рыжие, пышные волосы. Красивая была женщина, эффектная, сильная, волевая. И совершенно посторонняя.

— Проходи, — сказала она.

— Привет, мамочка, — он вручил ей букет, — как мило, что ты проездом оказалась в нашем тропическом раю. Уверен, тебе понравится. Здесь просто небывалый расцвет культуры! Правда, сами лисвисы считают, что это упадок, но, по-моему, они слишком самокритичны. Ты уже осмотрела столицу? Хочешь, скажу, куда прежде всего нужно сходить?

— Эд, — перебила она, — дай мне хоть на тебя посмотреть.

— Смотри, — усмехнулся он, — говорят, я позеленел. Что поделаешь, я же артист, и так достоверно перевоплощаюсь, что сам себя не узнаю. У меня скоро перепонки между пальцами появятся.

— Как же ты вырос…

— Мамочка, здесь же тепличные условия! Еще бы мне не вырасти.

— Здесь ужасно жарко, Эд. И влажно, как в бане. Как ты это выносишь?

— С превеликим удовольствием.

— А лисвисы?

— А что лисвисы? Отличные ребята.

— Значит, тебе здесь нравится?

— Как на курорте.

Они сели за столик под торшером. Ингерда смотрела на него серьезно и внимательно, явно собираясь понять, что у него внутри. Наивная в своей самоуверенности женщина.

— Я виделась с Зелой, — сообщила она, — она немного рассказала мне, чем ты тут занимаешься.

— Чем? — Эдгар сделал ужасные глаза, — чем я тут занимаюсь?

Мать улыбнулась.

— По-прежнему увлекаешься театром.

— Разумеется. Талант не скроешь!

— А с кем ты дружишь?

— Со всеми, мамочка. У нас в Посольском городке сброд со всей галактики. Есть, конечно, проблемы контакта: без скафандров ходят только мараги и ньюфанюхейли, а с остальными труднее. Зоттов вообще друг от друга не отличишь, не знаешь, как здороваться.

— А по Земле ты не скучаешь?

— Некогда.

— Не обманывай меня, Эд. Я же тридцать лет в космосе. И прекрасно знаю, как это бывает.

— Не со мной, мамочка. Мне везде хорошо. И со всеми. Ты же знаешь, я неприхотлив.

От прозрачного намека мать нахмурилась. Эдгар тут же пожалел, что невольно затронул эту тему.

— У нас не получилось семьи, ты прав, — сказала Ингерда, — я давно хотела тебе объяснить…

— Что-то у тебя тут как-то холодно, — перебил ее Эдгар, — и потолки белые. Это неканонично. Потолки должны быть желтые. Мебель стандартная, из набора «Экипаж». Разве можно, чтоб в одной комнате стояли два одинаковых стула? Чисто-земной примитив!

— Эд…

— Слушай, однажды мы пошли с Воэтоэзовуо прогуляться по ночному городу. А ты знаешь, что такое мараги в темноте: самосветящийся скелет. Так вот, когда мы искупались в чаше Покровителя, кто-то утащил его одежку…

— Эд, — не дослушала его историю Ингерда, — ты можешь говорить серьезно?

Он посмотрел на нее, улыбнулся и помотал головой.

— Нет.

— Я твоя мать, ты это еще помнишь?

— Конечно. Ты моя мамочка. Единственная, неповторимая. Я тобой горжусь!

Она встала, вернее, вскочила и отошла к окну, к белой воздушной занавеске. У нее были широкие плечи, узкая талия и длинные, стройные ноги. Она никогда не носила платьев и была напряжена и подтянута, как перед стартом. В глубине души Эдгар почему-то ее боялся, она казалась ему слишком строгой и слишком серьезной.

Ее редкие появления в детстве были связаны с отчетами, похожими на экзамен: как он себя вел, что делал, чего добился, слушался ли дедушку и бабушку. Потом появлялся Доктор, и всё повторялось, только еще более строго и с наставлениями.

Сначала Эдгар старался. Он свято верил, что если будет хорошим, послушным мальчиком, они вернутся к нему. А в один прекрасный день он вдруг понял, что никто к нему не вернется. Что как бы он ни старался, он никогда не будет таким деловым, как отец, таким уверенным и сильным, как дед, таким героическим, как дядя Ольгерд, таким независимым, как мать, и таким талантливым, как бабушка Зела.

— Ответь мне хотя бы на один вопрос, — повернулась к нему Ингерда, — ты хочешь вернуться на Землю, или нет?

— Ни за что, — сказал он, — мне тут очень даже хорошо.

— Тебе хорошо не здесь, — покачала головой мать, — а там, где Ричард и Зела. А если они расстанутся?

— Этого быть не может, — усмехнулся Эдгар.

Мать как-то странно посмотрела на него. Почему-то вспомнился дед на подоконнике с сигаретой. Эдгар тогда подумал, что он нервничает из-за своей упрямой дочери, и разозлился на него за это. Так разозлился, что даже нахамил. А если тут что-то еще?