– Так вы считаете, что ваша сестра мертва? – печально уточнила репортерша.
Лицо Рика исказилось.
– Да, Рамона. Я всегда так считал. И я бы почувствовал, будь она жива.
Камера приблизила лицо репортерши, излучающее глубокое сочувствие.
– Когда она исчезла в декабре, вы называли Эвана Рочестера монстром и социопатом. И что ваша сестра боялась за свою жизнь.
– Эти заявления говорят сами за себя, Рамона. Я лишь добавлю, что, бывало, я и сам боялся за свою жизнь.
– Так это Эван Рочестер нанес вам травму?
– Я пока не могу об этом говорить. – Рик посмотрел в камеру: сама искренность, а все ему так несправедливо не верили. – Все, что могу сказать: я благодарен за то, что он наконец под стражей.
Репортерша поблагодарила его, Рик скорбно покивал, и камера вернулась к ведущим службы новостей.
– Ты хоть чему-то из этого бреда веришь? – спросил Отис.
Я выключила звук.
– Не знаю. Рик написал мне на прошлой неделе, что нашел новые доказательства, и сострил, что всегда нужно слушать старые сообщения, а потом перестал выходить на связь. Больше я от него ничего не получала.
– Господи. Ты сказала Эвану?
– Нет. Решила, Рик может блефовать и просто пытается вывести Эвана из себя. Это было на него похоже. Но я собиралась рассказать Эвану после того благотворительного мероприятия.
– Боже. – Отис побелел как простыня и трясущейся рукой долил себе еще водки.
– Ты в порядке? – Его вид в самом деле внушал тревогу.
– Так он виновен? Эван?
– Мы еще не знаем. Не знаем, какие у них доказательства.
– Но теперь они у них есть. Ты слышала Мак-Адамса. Они, должно быть, нашли ее останки в том тайнике, о котором он говорил. И я буду в полной заднице, потому что я знал, что это он.
Внутри все похолодело.
– О чем ты, Отис?
– Я знал, что он собирается ее убить. Ну то есть не прямо знал, но догадывался – я правда считал, что он этого хочет. А потом так и произошло.
– Почему ты так уверен?
Отис от души глотнул водки.
– Той ночью, перед тем как она утонула, Беатрис пыталась сжечь дом.
– Она устроила пожар в библиотеке?
– Так ты об этом слышала?
– Лак на пианино весь вздулся и потрескался. Как будто его поливали водой.
– Да, она подожгла книгу, один из своих альбомов по искусству, который лежал на пианино. Я услышал, как сработала пожарная сигнализация, побежал за огнетушителем, но когда прибежал, пожар уже потушили разбрызгиватели. Потом я пошел в зал, где Эван схватил Беатрис за руки, и господь свидетель…
Бокал трясся в его руках, и я, забрав его, поставила на стол.
– Продолжай, рассказывай.
– Он будто поймал какое-то дикое животное, страдающее бешенством или чем-то вроде этого. Я видел в его глазах, как сильно он ее ненавидит. Будто хочет задушить собственными руками. – Отис содрогнулся. – А может, и задушил бы, если б я не вошел. Так что я помог ему отвести ее в комнату, она билась в истерике, кричала что-то вроде «не запирай меня в этой будке», «паутина» и другую чушь. Он закрыл ее в комнате и посадил Микки у двери сторожить, а Минни – у дверей террасы.
– Так это правда. Он все время держал ее взаперти.
– Нет, так – никогда. Но я не видел прежде, чтобы она творила что-то настолько дикое. Обычно ей давали сильное успокоительное, и Аннунциата внимательно за ней следила. – Он провел рукой по волосам, взлохмачивая и без того растрепанную прическу. – А следующим утром Эван сказал мне забронировать столик в «Сьерра-Мар», чтобы они там отпраздновали свою годовщину, как ни в чем не бывало. Будто она не была совершенно слетевшей с катушек.
По телевизору без звука снова показывали съемку Торн Блаффса с воздуха, и я заметила ту зловещую бухту под мысом, на котором возвышалась башня, – ту бухту, где я однажды заметила скользящую в тумане фигуру. Мне вдруг стало очень холодно.
– Если меня вызовут в суд, мне же придется все это им рассказать?
– В этот раз тебе придется рассказать всю правду.
– И меня могут обвинить в пособничестве убийству? И отправят в тюрьму?
– Ты торопишься с выводами. Нам всем нужно успокоиться.
– Тебя тоже вызовут в суд. И ты должна будешь признать, что спала с ним.
– И мне тоже придется сказать всю правду, – медленно произнесла я. – Нам понадобятся адвокаты.
– Малик берет тысячу двести долларов в час, – саркастично хмыкнул Отис. – Дендри, возможно, больше. А Хорват выставит счет на пять-шесть сотен.
– Разберемся. Мы же всегда справляемся, правда? И всегда прикрываем друг друга. – Я взяла его за руку, и он слабо пожал мою ладонь в ответ.
– Да, наверное…
Так мы всю ночь и просидели как на иголках. Отис слишком нервничал, чтобы готовить, поэтому отмокал в спа снаружи, распивая водку и закусывая кукурузными чипсами с чили. Выглянувшая из комнаты София разогрела в микроволновке замороженные эмпанадас и ушла обратно к себе, хлопнув дверью. Мне есть не хотелось совершенно, так что я просто продолжала как одержимая листать новости.
Слухов о том, что нашла полиция, было множество: говорили, что это или кинжал, или складной нож, или японский резак для разделки суши, весь в засохшей крови. Или не в крови, а всего лишь с парой капель на рукоятке.