Но потом перед глазами мелькнула картинка. Девушка, похожая на портрет Модильяни. И я высвободилась из его рук.
Эван снова улыбнулся.
– Хорошо. Увидимся завтра. Спокойной ночи, Джейн.
Я проводила взглядом его удаляющуюся по тропинке фигуру.
Я должна следовать плану Рикки.
В домах у приемных семей Рикки всегда составлял планы за нас обоих. Это он придумал, как нам украсть часы Cartier в Бока-Ратон или бриллиантовые ожерелья от «Тиффани» и сбежать в Вайоминг. Но потом я начала зарабатывать много денег, и ему больше не приходилось ничего придумывать. Ничего до того момента, пока не появилась та девчонка из Санкт-Петербурга. Та, которая стала саблезубым тигром на подиуме и которую я обезвредила, а Фиона потом названивала мне и каркала в трубку.
И тогда Рикки снова пришлось строить планы.
– Взгляни правде в глаза, Бити Джун, тебе становится хуже. У тебя осталось, может, года два продуктивной работы, и то если повезет. Тебя надо выдать замуж, желательно за какого-нибудь богатенького старикана. С состоянием не меньше четверти миллиарда. Тебе и так уже есть из кого выбрать.
– Но они мне не нравятся, Рикки. Я не хочу.
– Чушь, Би Джи. Тебе придется кого-то выбрать. И если дело до этого дойдет, мы всегда сможем от него избавиться.
– Как? Рикки, расскажи.
– Все просто. Существует миллион способов.
Тогда он придумал новый план.
– Первым делом, Би Джи, ты собираешь улики. – И он рассказал мне о крови, о ноже, волосах. – И прячешь все в каком-нибудь тайнике.
Я иду быстрее к своему тайном месту, вниз по зеленым от мха ступеням к старому деревянному коттеджу, и ноги неудобно болтаются в больших ботинках моего тюремщика. Обхожу коттедж сзади, по тропинке, о которой мало кто знает, и нервно заглядываю в стеклянные двери. Но внутри темно.
В отличие от того дня в конце апреля.
Набросив на голову капюшон толстовки, защищая волосы и лицо от плетей ежевики и сорняков, я иду дальше по тропинке, которая приводит меня к тайнику.
Проход в него скрыт под грязью и листвой, я вытираю ручку, а затем тяну на себя. Спускаюсь вниз по ступенькам, которые закручиваются, а потом заканчиваются в камнях и грязи.
Достаю из пакета доказательства: волосы, окровавленные кусочки шифона и шелка – и разбрасываю их на полу. Достаю также нож с моей кровью и тоже бросаю в грязь. Затем расчесываю едва затянувшийся порез и, выпачкав пальцы, оставляю отпечатки на перилах, поднимаясь обратно.
Выбравшись из тайника наружу, я тяну на себя крышку люка, и она падает с гулким звоном, точно церковный колокол. Мгновение я с ужасом жду, что на звук прибегут ведьмы.
Но ничего не происходит, и я возвращаюсь той же тропой вокруг коттеджа и иду к особняку, к той стороне, где под навесами стоят разные машины и механизмы. Подхожу к машине, которая перерабатывает и покрывает почву остатками травы и бумаги, и скармливаю в большой красный рот журнал Vogue. Она хрустит им, точно огр печеньями. Гр-р-р-р. И я снова боюсь, что шум услышат ведьмы, и торопливо запихиваю в машину пакет с остатками шелкового платья, и огр его тоже сжирает.
Быстро-быстро я возвращаюсь в Морскую комнату и, прежде чем зайти, откидываю капюшон и по возможности отряхиваюсь от колючек, листьев и грязи.
Поднос с едой так и стоит на столике рядом с моим шезлонгом, и теперь мне уже не страшно. Я ужасно хочу есть – прям как огр.
Устроившись в шезлонге, беру поднос на колени и, вонзив пластиковую вилку в крабовый салат, начинаю есть. Соленые морепродукты и листья молодого шпината напоминают мне другой вкус.
Вкус крови.
Да, я помню. Тот день в конце апреля.
И вкус крови девчонки во рту.
Девчонки по имени Лили.
Глава девятнадцатая
Утром я звоню в больницу в Монтерее и прошу соединить меня с палатой Ричарда Мак-Адамса. Но мне сообщают, что его уже выписали.
Я пишу ему сообщение:
«Как самочувствие?»
Двадцать минут спустя приходит ответ:
«Хреново. Шесть швов. Голова раскалывается».
«Сочувствую. Но рада, что не хуже».
«Достаточно плохо. Подаю на него в суд. Вас вызовут свидетелем».
«Я ничего не видела. Могила в лесу – собаки Делайлы».
«Старый фокус. Похоронить животное поверх кого-то еще. Никто не будет раскапывать дальше. Достану ордер на эксгумацию. И на тебя могу в суд подать. Ты соучастница».
Меня охватывает гнев.