Стеклянные двери теперь были скрыты под светонепроницаемыми шторами темно-синего цвета. Раздвинув их, я на пробу подергала дверь: та легко заскользила на новых колесиках.
Я выглянула наружу, и от датчика движения на террасе вспыхнул яркий свет. Ветку сосны, которая временами скребла по стеклу, подрезали, и теперь с нее свисало что-то блестящее. Встав на цыпочки, я дотянулась до нее и притянула к себе, посмотреть.
Медальон на кожаном шнурке; серебряный, потемневший, с символами на обеих сторонах. Точь-в-точь как тот, что лежал под ковром в Морской комнате, на большом красноватом пятне. Я отпустила его, и он вместе с веткой отскочил высоко вверх, поблескивая на свету.
Эван заметил его сразу же, когда приехал две ночи спустя.
– Это что?
– Религиозный медальон, – объяснила я. – Аннунциата повесила.
Выйдя на террасу, он снял его с сосны, покрутил в руках.
– В той части Гондураса, откуда она родом, такие медальоны принято оставлять в местах, где произошло несчастье. У смертного одра, на местах несчастных случаев и жестоких преступлений. Некий обряд очищения.
– И почему она повесила его сюда? Здесь никаких жестоких преступлений не произошло.
– Она напилась и перепугала тебя до смерти. Без обряда, по ее мнению, не обойтись.
– И в Морской комнате есть такой, – продолжила я. – На том винном пятне под ковром.
На мгновение на его лице мелькнула непонятная эмоция и пропала.
– Когда Беатрис швырнула в моего управляющего, Рэймонда, ту бутылку, он рухнул как подкошенный. Моей страховке это стоило кругленькую сумму, а мне – отличного управляющего поместьем. – Тут Эван улыбнулся. – Видимо, Нунци посчитала, что и тут без амулета никак.
На террасу выглянула Минни, подошла, обнюхала Эвана, и он потрепал ее по голове.
– Как она себя ведет?
– Прекрасно. С ней я чувствую себя в полной безопасности.
– Хорошо. – Он повесил медальон обратно на ветку. – В суевериях Нунци находит успокоение и поддержку. Оставим их ей. Ну, а у нас есть целая ночь. – Взяв меня за руку, он завел меня обратно в коттедж. От прикосновения пальцев к коже, когда он расстегивал мою рубашку, сердце забилось чаще, потом пальцы сменили губы, спускаясь все ниже и ниже. Следом за рубашкой отправились джинсы, и я поддалась эндорфинам: пусть сводят с ума.
В тот день в конце апреля в Морскую комнату по лестнице бегом спустилась ведьма с косами, и мой тюремщик сказал ей что-то на их ведьминском языке. Она попыталась взять меня за руки, но я оскалилась на нее, показывая выпачканные в крови девчонки зубы. Но она не отшатнулась, как мой тюремщик, а успокаивающе заговорила со мной:
– Пойдемте в вашу комнату, миссис Беатрис. Пойдемте наверх, я помогу вам умыться.
Она такая же высокая, как я, и очень сильная, в тот день она силой потянула меня вверх по ступенькам. Но я была сильнее ее, вырвалась и бросилась вверх по лестнице, как гепард. Я слышала, как мой тюремщик и Аннунциата бегут следом. Я взбежала по второй лестнице прямо в свою комнату и заперла дверь на ключ.
А потом, обернувшись, увидела, что девчонка снова оказалась в картине Амедео Модильяни.
Девчонка запрыгнула обратно в раму и теперь смотрит на меня, склонив голову.
Но почему она не умерла? Я все еще чувствовала вкус ее крови во рту.
Мой тюремщик ломился в комнату:
– Беатрис! Открой дверь!
Схватив маникюрные ножницы с туалетного столика, я вонзила их в картину, еще и еще. Я выколола высокомерные глаза девчонки, разрезала ее пухлые голубые губы, а потом ее маленькую грудь, несколько раз пополам, а потом ножницами вырезала ее имя вокруг. Лили. Я писала его снова и снова, чтобы все знали, что она выбрала себе имя. Лили, Лили, Лили.
В двери повернулся ключ, и я услышала рычание моего тюремщика, низкое, точно у льва в джунглях.
Но я не остановилась и продолжила писать имя вокруг оставшихся от девчонки лоскутов.
А потом лев схватил меня своими лапами. Он хотел вырвать мне горло, разорвать меня на куски и съесть заживо, я видела это в его глазах. В них читалась ненависть охотника, а я сейчас была его добычей.
Я ударила его ножницами так же, как заколола девчонку в раме.
Он снова зарычал, схватил меня за руку своей огромной лапой, и маникюрные ножницы выпали.
Скалясь, царапаясь и пинаясь, мне удалось вывернуться и сбежать.
Я снова была гепардом и бежала от него на всей скорости.
Лев взревел еще громче, яростнее и бросился за мной на всех четырех лапах.
Я добежала до лестницы, а внизу меня ждала Мария Магдалина. Я видела ее сложенные в молитве руки.
Теперь я помню. В тот день в конце апреля я прыгнула с верхней ступени, как гепард, прямо в руки Марии.
Глава двадцать четвертая
Как там говорят, тайный секс ощущается острее?