Призрак Оперы

Присутствовавший на представлении виконт был, естественно, единственным, кто страдал, внимая тысячным отголоскам этого нового триумфа, ибо заметил, что Кристина по-прежнему носит золотое кольцо. Некий невнятный голос нашептывал молодому человеку: «И сегодня опять у нее это кольцо, и не ты ей его подарил. Сегодня она опять отдала всю душу, но только не тебе». И еще тот же голос добавил: «Если она не хочет сказать, что делала эти два дня, если скрывает от тебя место своего убежища, надо спросить об этом у Эрика!»

Рауль бросился на сцену. Встал у нее на пути. Она увидела его, ибо искала глазами.

– Скорее! Скорее! Идемте! – сказала она, увлекая его в гримерную, нисколько не заботясь о многочисленных поклонниках ее восходящей славы, шептавших перед закрытой дверью:

– Какой скандал!

Рауль тут же упал к ее ногам. Он поклялся, что уедет, и умолял не отнимать более ни часа у обещанного ею безоблачного счастья. Она не стала сдерживать своих слез. Они обнялись, словно убитые горем брат с сестрой, которых поразило общее несчастье, и вот они встретились, чтобы оплакать чью-то смерть.

Внезапно Кристина освободилась от нежных и робких объятий молодого человека, прислушиваясь, казалось, к чему-то неведомому, и жестом указала Раулю на дверь. Когда он уже был у порога, она сказала, но так тихо, что виконт скорее угадал, нежели услышал ее слова:

– До завтра, мой дорогой жених! И будьте счастливы, Рауль… Сегодня я пела для вас!..

На следующий день он вернулся.

Но увы! Два дня отсутствия разрушили очарование их милой лжи. Встретившись, как всегда, в гримерной, они смотрели друг на друга, однако их грустные глаза ничего уже не говорили. Рауль едва сдерживался, чтобы не закричать: «Я ревную! Ревную! Ревную!» Но она все-таки услыхала его и сказала:

– Давайте погуляем, мой друг, свежий воздух пойдет нам на пользу.

Рауль решил, что она хочет предложить ему прогулку за город, подальше от этого величественного монумента, который он ненавидел, словно тюрьму, в ярости чувствуя к тому же, как в ее стенах разгуливает тюремщик, тюремщик по имени Эрик…

Но она привела его на сцену и усадила на деревянный край фонтана, среди сомнительного покоя и не менее сомнительной свежести первых декораций следующего спектакля; в один из недавних дней она бродила с ним, держа его за руку, по пустынным аллеям сада, вьющиеся растения которого были вырезаны ловкими руками декоратора, как будто настоящие небеса, настоящие цветы, настоящая земля навсегда оказались для нее под запретом, и она навеки обречена дышать лишь атмосферой театра! Молодой человек не решался задавать никаких вопросов, ибо ему сразу становилось ясно, что она не может на них ответить, а ему не хотелось доставлять ей лишние страдания. Время от времени появлялся пожарный, издалека наблюдая их грустную идиллию. Иногда она храбро пыталась обмануть и себя и Рауля фальшивой красотой этой картины, придуманной ради создания иллюзии у людей. Неизменно живое воображение Кристины расцвечивало ее ослепительными красками, с какими природа, утверждала она, не может сравниться.

Она восторгалась, а Рауль тем временем тихонько сжимал ее трепетную руку.

– Взгляните, Рауль, – говорила она, – эти стены, деревья, беседки, нарисованные на полотне, были свидетелями самой возвышенной любви, ибо она придумана поэтами, намного превосходившими обычных людей. Согласитесь, мой милый Рауль, что нашей любви здесь самое место, потому что она тоже придумана и – увы – тоже всего лишь иллюзия!

Опечаленный, он не отвечал. И она продолжала:

– На земле нашей любви слишком грустно, так поднимем ее на небеса!.. Посмотрите, как здесь это легко!

И она увлекла его выше облаков, в дивное переплетение решеток, ей нравилось доводить его до головокружения, пробегая перед ним по хрупким мосткам колосников, средь множества тросов, соединявшихся между собой роликами, лебедками, барабанами, посреди самого настоящего воздушного леса рей и мачт. Если он колебался, она говорила, очаровательно надув губки:

– Вы же моряк!

Затем они снова спускались на твердую землю, то есть в какой-нибудь вполне нормальный коридор, и он приводил их к смеху и танцам в царстве юности, которую одергивал строгий голос: «Мягче, барышни!.. Следите за пуантами!..» Это класс девочек, тех, кому не больше шести лет или скоро исполнится девять-десять, хотя у них уже декольте, легкая пачка, белые панталоны и розовые чулки, и они работают, работают своими маленькими натруженными ножками в надежде стать ученицами первой и второй ступени кордебалета, корифеями, фигурантками, прима-балеринами, увешанными бриллиантами… А пока Кристина раздавала им конфеты.

В другой день она привела его в просторный зал своего дворца, забитый пестрыми лохмотьями, старыми рыцарскими вещами, и произвела смотр неподвижных, покрытых пылью призрачных воинов. Девушка обращалась к ним с добрыми словами, обещала, что они снова увидят ослепительно-яркие вечера и музыкальные шествия перед сияющей рампой.